Сылвица. Медвежий путь

На Чусовую опускалась ночь. Короткий день быстро закончился, толком так и не просветлев. По ещё прозрачному льду мела вьюга. Под заснеженными кронами вековых сосен зажглись огоньки Коноваловки. Тревожно лаяли собаки, чуя приближение волков.

Было морозно, и столбы дыма курились над крышами изб. Ребятишки возвращались с реки, таща за собой салазки. Им не хотелось расходиться по домам. Темень. Скукота.
Впереди всех шёл Митька, взрывая снег носками валенок.

— Айда к Вечному деду! Может, сказка новая будет? – обернулся он к Афоне, вопросительно всматриваясь в лица других.
— И то! – поддержали его Таютка с Наткой, шедшие следом.

Вечный дед жил на отшибе, его дом стоял на берегу Сылвицы. Никто не знал, сколько ему лет. Пожилые люди в деревне помнили своё детство, и что тот дед ещё тогда начал сказки сказывать. Кажется, он был здесь всегда. К чудаковатому старику народ попривык. Бабы на завалинках шепотком баили, что он и вовсе колдун!

За то особо его не привечали, так и звали Мишкой. Бывает, молодого парня ужо Степан Василичем величают. Кого-то инда до старости Петькой кличут. Дед Мишка был хром, косолапил кое-как по деревне, и потому служил учётчиком в руднишной конторе. Тачки да ящики с рудой на Ермаковке записывал. Кайлом махать ему было невмоготу. Он взаимно сторонился людей, однако ж ребятню приваживал – сказками да конфетами.

На охлупне его избы был вырублен медведь. Мальцы с девчонками замешкотались в сенках. Они обстукивали валенки от снега. Вечный дед ждал своих самых преданных слушателей. Больше всего он любил рассказывать – тем, кто его слушает.

В избе было натоплено. Склонившись под матицей, кряжистый старик раскладывал лучины. Мишка недолюбливал керосиновую лампу. Керосин стал дороговат, и он откровенно жмотился на его покупку. В печи потрескивали берёзовые дрова. Огонь пылал, бликуя из заслонки по лиственничным плахам. Сняв треухи и тулупы, дети расселись рядком на толстых половиках, разложенных по гладкому тёсаному полу.

Лучины вспыхнули, отгоняя полумрак к своду. Старикан довольно огляделся, замечая восторженные детские глаза. Таютка с Наткой, Митяй с Афонькой – все затаили дыхание.

— Ныне будет не коротка сказка, а ста’рина долгая, — предупредил перед зачином Вечный дед. Он приосанился и словно помолодел.
А рассказать было что.
— Про Священну Реку и Крылата Ящера, — объявил сказитель. И продолжил:
— Был я тогда в летах, деревни ещё не было. Странствовал по уральской тайге и думал, где избу себе поставить…

Чёрная змея

Шёл я однажды вдоль Чусовой. Берег пустынный был, только две сосны старые росли. От них дорожка вела в луга. По ней и направился! Иду и замечаю, как вокруг распускаются цветы. Которы жёлтые, и алые есть! А боле всех голубые цветы видны. Одни-то махоньки, вослед шепчут: «Не забудь нас!» Другие как колокольчики, звенят неслышно вдогон. Разноцветье, словом.

В обчем, пришёл я к устью Сылвицы. Понравилась мне речка. Испил воды её чистой, холодной, да умылся. И пошёл я вверх по Сылвице нашей. И не боится меня никто, будто свой в этом лесу. Бабочки на рукава садятся. Утки-мамы спокойно рядом выводки водят. Харьюсы в протоке стоят, не мечутся! Птички вокруг летают, щебечут, что-то сказать хотят. Лишь одна пичуга высоко в небе надо мной кружила, будто следила.

Осторожно по реке шёл. Поначалу мелко было, потом глыбоко стало. Выбрался я на берег и очутился в диковинной роще из папоротника.
— Тогда у нас особая папора росла. Огромадная, выше человека будет. И раз в году, в июле, волшебным цветком распускалась, — пояснил дедушка детворе.

Склонились надо мной ветви папоротника, небо скрыли. А я иду себе, тихонько их раздвигаю, чтоб не сломить. Вдруг огоньки на папоре зажглись, цветами дивными она украсилась. Чувствую – сладкий дурман какой-то вокруг них растекается, сон навевает. А сон с явью мешается.

Выхожу на речку – а речка не та уже. Где спокойные бухточки с водой изумрудной, а где и вода над камнями беленится и играет. И лес вокруг  — сплошной полом. В русле столетние стволы разбросаны. Будто не речка, а место битвы великанов!

И вижу среди деревьев… голову Ящера. Побелевший череп клыками скалится, как саблями. Хотел я ближе подойти, поглядеть. И не заметил, как ноги в зыбуч песок ушли.

Не успел охнуть, а уже по пояс в трясине оказался. Не выбраться никак, песок медленно засасывает.
— Глупо получилось, а?  — усмехнулся дед.

Тут из одной глазницы в черепе выползла Змея Чёрная. Свилась она клубком на голове Ящера и зашипела насмешливо:
— Ш–Шёл сюда?

Уползла змея. Вдруг из-за дерева показалась девушка. Волосы смоляные, а глаза странные, с отливом жёлтым. Взмахнула она платком угольного цвета, и вода ушла из песка. Смог я высвободиться.

— Вижу, как ты по земле ходишь, речке да лесу кланяешься, — говорит мне девушка.

А голос-то холодный, каменный. Понял я, с кем разговариваю, и ответил ей:
— Благодарю, Хозяйка!

Да не удержался и спросил спасительницу:
— Что за Ящер здесь был?

Промолчала девица, лишь пояском с каменьями дорогими покрутила. И исчезла. На черепе Ящера вновь Змея объявилась, с кожей антрацитовой. Свернулась так, положила свою голову на хвост, ровно пригорюнилась:
— СлуШ-Шай…

Старина долгая

Разделилась когда-то наша земля стеной – Поясом Каменным. Взметнулись скалы высокие – не дают Солнцу перебраться на другую сторону дня. Помогла ему одна река, пошла она вдоль Пояса. По её воде солнышко стало переходить Пояс, с восхода к закату поспевать. А так была бы всегда Ночь с одной стороны, а День – с другой.

Воду река брала с небес, от снегов и дождей, посланных верхним миром. И несла её по горам вниз, в ущелья и печеры скрытные. Там река соединялась с мирами нижними.

Оттого она считалась Священной у древних людей, они звали её Чуоси. На реке селились белоснежные лебеди. В окрестных лесах, у Белого Камня, те люди построили Город. И было их племя непростое.

Древние охотники стали добывать из горы руду. Они одевали на руки шкурки бобра, рыли породу кабаньими клыками. Первые рудокопы научились плавить медь. И украшения всякие из неё делали, и посуду. А больше всего любили они колокольчики отливать с красивым звоном. По всему жилищу развешивали. Это был Город колокольчиков.

В горах водились подземные ящеры. Самый грозный, Крылатый Ящер жил поблизости, в печере над рекой. Слышал он через гору стук от рудокопов — вот-вот до него доберутся!

Полетел Ящер на звон колоколец к Городу. Дыхнул жаром с высоты – весь лес объялся пламенем, прошла стена огненная. Много людей и зверей погибло. Стал тот Камень Чёрным, город выгорел дотла.

Из-за Ящера большая Медведица без медвежат осталась, а оленёнок, наоборот, без мамки. Пришла Медведица на пепелище, смотрит – никого нет, только малое дитя где-то кричит. Нашла ведь мальчонку, да накормила молоком медвежьим. Как мать ему стала.

Медведица дала ему имя Ош-Туй, Медвежий Путь. Окреп немного мальчишка, встал на ноги. Любил он играть с тем оленёнком. Да как дальше-то быть? Медведица отнесла мальчика к людям, за Синие горы…

Прошло время. Ош-Туй вырос и возмужал, стал охотником. Силой он обладал богатырской, медвежьей. Это был человек-медведь. Оленёнок превратился в большого оленя с ветвистыми широкими рогами. Красавец, он превосходил намного любого из лосей. Его шкура с пушистым мехом отливала волшебным голубым цветом.

Богатырь Ош-Туй охотился, но никогда не трогал медведей, оленей и лосей. Священны для него были и гуси-лебеди.

Ош-Туй вернулся в родные края верхом на Голубом Олене. Медведица дождалась юношу. Она рассказала богатырю историю, как Крылатый Ящер напал на Город и занял его. Решил Ош-Туй сразиться с Ящером.

Крылатый Ящер к тому времени ещё громадней стал. Он летал до самой Плакун-Горы за добычей. Выманил Ош-Туй врага из ущелий Чёрного камня, и развернулась в лесу меж ними битва.

Дрались соперники не на жизнь – на смерть. Жёг богатыря Ящер огнём – тот укрывался доспехами. Затем Ош-Туй хватал вековые сосны, вырывал с корнем, и бил этими дубинами Ящера наотмашь.

Змей огрызался, взлетал высоко и набирал в когтистые лапы целые кучи каменьев. Еле уворачивался богатырь от камнепада, иначе несдобровать.

Что творилось! Земля дрожала, лес горел, летели камни – шла великая битва и днём, и ночью. В темноте вокруг юноши блистали огненные молнии. Среди них горели немигающим светом жёлто-зелёные глаза Змея.

Взгляд Вечного деда сверкал из-под косматых бровей. Он словно вспоминал молодость…

Митяй в тепле сомлел и заснул. Афонька легонько разбудил его локотком – мотри, самое интересное пропустишь! Старик продолжал.

Наконец, свирепый Ящер изловчился, подлетел к юноше ночью и нанёс ему клыками страшные раны. На зов богатыря примчался Голубой Олень и унёс юношу к Медведице. Ош-Туй умирал, и хотел пить. Горевала Большая Медведица, у неё давно не было молока. Она разорвала когтями себе бок и напоила богатыря своей кровью…

Ош-Туй медленно приходил в себя. Он увидел, как по Священной реке плывёт белая лебедь. Выйдя на берег, она обратилась в красивую девушку с длинными волосами, с поясом из луговых трав. Девушка поднесла юноше ковш с живой водой.

Ош-Туй заглянул в её синие глаза и узнал Чуоси. Вода вернула ему силы. Он поднялся, вскочил на Голубого Оленя. Путь богатырю указала маленькая пичужка, летавшая высоко в небе. Её зовут Гнев Тайги.

Начался последний бой с Ящером. И снова была драка. На этот раз силы стали оставлять Ящера, и он стал отступать. Ош-Туй бросился в погоню. Крылатый Змей хотел перелететь через Каменный Пояс и укрыться. Но Голубой Олень прыгнул ещё выше, ещё сильнее!

Широкими рогами он прибил Ящера к высокой скале, а юноша крепко-накрепко ухватил его за горло и ударил оземь. Ош-Туй знал, что Змей почти бессмертен. Сожги его на костре – он возродится из пепла. В сполохах огня над верхушками елей ты снова увидишь его оскал! Огонь и Земля были стихиями Змея. Но перед Священной рекой Ящер был бессилен.

Медведь-человек дотащил Крылатого Ящера до самого берега. Змей сопротивлялся из последних сил, цеплялся за землю когтистыми лапами, бил хвостом. Остался от гор до самой Чуоси глубокий след. Весной он наполнился талой водой. Появилась речка Талая, стары люди её назвали Сыл-ва.

Кровь капала из ран богатыря на землю, и там стали прорастать удивительные цветы, багряные. Цветы появлялись даже на воде.

Ош-Туй бросил Ящера в Священную Реку, и чудовище издохло. Богатырь оторвал Змею голову и закинул подальше в лес.

Юноша вернулся к Медведице, чтобы обрадовать её победой, но не застал. Большая Медведица ушла на небо, спасая богатырю жизнь. Первый раз в жизни Ош-Туй заплакал. Это было больно. Он отпустил Голубого Оленя, и остался жить на Сылве, у Священной Реки.

Змея умолкла. Она с интересом рассматривала меня немигающими жёлтыми глазами. Змеи тоже имеют хорошую память.
— ПроЩЩай…

Клубок развернулся, и чёрная лента тихо скрылась в пустых глазницах Ящера.

Большая медведица

Сказ был окончен. Дети прижались друг к другу и притихли.
— А что сталось с рудокопами? – спросила Таютка.

— Кто остался цел – разбежались. Те рудокопы и сейчас в горах живут, кто где. Иногда рудознатцам помогают. Идёшь по лесу, глядь – вроде лесовичок стоит. Маленький человечек в накидке. А потом и нет его, исчез! В том месте руду можно найти, — ответил Вечный дед.

Он часто бродил по руднику, «гору слушал». Вдруг где-то прозвенит волшебный колокольчик?

У обледеневшего оконца догорала лучина. Гул в трубе ослаб. В печи тлели угли от последнего полешка.

Дед Мишка открыл заслонку и поворочал их кочергой. Над раскалёнными кусочками бегали зелёные огоньки, язычки пламени напоминали клыки Ящера.

— Вишь? Пока Змеевы глаза не исчезнут на углях, вьюшку зараньше не закрывайте. Иначе он убить может, — сказал старик.
Ребята согласно закивали. Они знали, как можно угореть от печи.

Детвора одевалась. Таютка возилась с мамкиным шушуном. Вечный дед не торопил, он вышел на улицу.

Снег на Чусовой блестел, переливаясь самоцветами. В небе мерцали звёзды. Среди них на Мишку смотрела Большая Медведица. Кажется, она улыбалась. Старик помахал ей рукавицей.

Взошла полная луна, и стало светло, как днём. Волчица обратила взгляд на круглолицую Княжну, повинуясь обычаю. До Коноваловки донёсся волчий вой. Собаки ответили истошным лаем.

Мишка достал берданку, и отошёл от дома подальше. Жахнул выстрел. Волчица услышала его. На поляне, залитой лунным светом, она увидела знакомую медвежью фигуру. Недовольно поморщившись, волчица увела стаю обратно в лес.

— Давайте-ко по домам! Небось, мамки-то всполошились, потеряли. На лошади развезу, — приговаривал хромый старик, усаживая детишек на сани, застеленные соломой.

Сани тронулись по искрящемуся снегу. Над темнеющими горами высоко-высоко к Медведице летел Голубой Олень.

Предыдущие рассказы из серии «Затерянные миры»:

1. Тень вогульского пня. Дорога в Копчик

2. Первозданный Копчик. Чусовские вогулы

3. Грань красоты. Деревня по имени Копчик

4. Коноваловский плёс. Река Чувашка

5. От блеска к забвению. Дом Яблонского

6. Поворотный круг

7. Веер для пароходов. Депо в Коноваловке

8. Вечер в Коноваловке. Полубородый капитан

9. Мост у Сылвицы. Фермы Журавского

10. Усть-Сылвицкий лесопильный завод

11. Сылва-Сылвица. Камень у поворота

12. Антонов камень. Дорога на рудник

13. Ермак на Чусовой. Ватаманов берлог

14. К познанию Урала. Вторая жизнь