Грань красоты. Деревня по имени Копчик

От бывшей вогульской деревни осталось только кладбище да еле заметные дороги по берегам Реки Теснин. Вдоль них сиротливо стоят белые берёзки. В море бушующего луга высится всем ветрам назло большой седой тополь. Он стоит у берега на яру, где когда-то чалились лодки, а бабы полоскали бельё. Мы шли по этим дорогам и мне виделись дома на месте курганов, поросших белым саваном таволги…

Когда-то здесь рождались и крестились, венчались и умирали, пахали поля и рубили избы, баловали детей. «Не зевай!» – послышался окрик возчика, и я посторонился. Мимо меня проскрипели коваными ободьями гружёные подводы с Ермаковского рудника. Ефимка вёл лошадь под уздцы к острову. Он озорно щурился на солнце, высматривая кого-то.

— Клавка! Клавк! Вечор-то к камушку придёшь? – зычно крикнул он в сторону девушек, хлопотавших на берегу.
Клава опустила глаза и густо покраснела. Её щеки стали одного цвета с руками, стынущими в чусовской воде. «Вот зараза! Ишь, бахвалится теперь прилюдно», — подумала она.

— Смотри-ко, об камушек не запнись! Неровён час, рожу расшибёшь – на кой ты тогда жаних?

Звонкий ответ под девчачий хохот ошпарил уши молодчика. Ухмыльнулся даже одноногий солдат Никифор, дежуривший на переправе.
Вечером бренчали подойники у вернувшихся с пастбища коров. Мужики, вернувшись с Серебрянского завода, степенно ели приготовленный ужин. Клавка вертелась у зеркала под неодобрительным взглядом своей бабки: «Все сурьмяна извела!»

И нам пора было к ужину. Избы Копчика остались позади. Красной вьюгой клонился на ветру дербенник. Покраснел и паслён, будто вишня. Словно орхидея, распустил нежные цветки чистец болотный. У топкого места кто-то оставил слеги, и по ним мы осторожно перевели наши велосипеды.

Цветушие вьюнки затерялись в лапах Матушки-Ели. Царь-Лес снова оказался близко, дорога прижалась к горе. Впереди блестел Коноваловский плёс под сенью Сылвицкого Камня. Дорога превратилась в каменистый берег. Окаменели листья растений в протерозойских песчаниках.

Копчик исчезал, а левый берег Чусовой соревновался с правым в красоте. Он хранил другие пути – те, что вели от Копчика к устью Сылвицы, к броду на Коноваловку. Его луговина заросла чишмой, за которой высились еловые шапки. Наш берег был сосновым. Под ногами разложилась скатертью дорога с Дуниной горы, идущая в Коноваловку в обход бывшей вогульской деревни.

Вдалеке шумела и бурлила речка Чувашка, перекатывая белые камни. Ох, и вкусная у неё вода! Солнце палило не на шутку, и мы сделали остановку на устье речки. Я с наслаждением погрузил ноги в ломящую ледяную воду. Так бы и сидел на камушке да глядел, как Чувашка бежит, торопится к Чусовой.

Вечер синел Бабенской горой, золотился закатной зорькой. Небо окутала лиловая ночь, высыпавшая огни Лыжного Пути к созвездию Лося.

Утром туман медленно рассеивался над большим островом, и видение бывшей деревни таяло вместе с ним. Пронзительно синим окрасилось поднебесье над Чусовой. Деревня пропала насовсем, оставив такое странное имя – Копчик. Какой была её история? И что значит это имя?

К истории деревни Копчик

Эпоха, когда открывались рудники и строились горные заводы, не обошла деревню Копчик. Вогул Иван Кучумов был родом из неё. В 1735 году он подыскал первоначальное место для Ослянской пристани Гороблагодатских заводов и показал его Василию Никитичу Татищеву. От пристани до Кунгура в 1738 году наметил тракт вогул Пётр Шахманаев.

Сергей Гринкевич отмечает: «В 1780-х гг. вогулы деревни Копчик объявили княгине Шаховской два месторождения железной руды у камня Ермак (Ермаковские рудники) – руда из них возилась на Лысьвенский, Кыновской и Кусье-Александровский заводы, рудник действовал около ста лет».
Жители Копчика бурлачили на сплавах, ломали руду в рудниках, занимались извозом, работали на строгановских заводах.

По сообщению Гринкевича, «в Деле о Ермаковском железном руднике 1819 года имеются свидетельские показания «крещёных вогул деревни Копчик«, а в одном из документов Кыновского завода за 1897 год есть подпись: «Кыновской волости Копчинского общества вогул Василий Андреев Дрягунков».

Одно время копчиковские лашманили. Лашманами (от нижне-немецкого laschen — обрубать, отесывать, Маnn — человек) назывались государственные крестьяне, участвующие в заготовке корабельного леса для постройки флота России. От того пошла старинная фамилия Лашмановых.

В 1852 году Яков Авраамиевич Рогов в статье «Плавание по Чусовой» описал железный караван 1849 года от Билимбаевского завода.
Одна из барок тогда села на мель вблизи Копчика, и караванный отправился в деревню за помощью местных жителей. О них Рогов записал: «Они принадлежат к сделавшимся оседлыми Вогулам, но занимаются успешно земледелием; гостеприимны».

«Главное занятие их — рубка корабельных деревьев в уральских лесах, отстоящих от этого пункта только в 50 верстах. Эту работу они производят под наблюдением морских офицеров, которые присылаются сюда для выбора деревьев надлежащих размеров. Заготовленные деревья зимою вывозятся на берег Чусовой, а весною сплавляются по ней плотами в Каму, Волгу и далее, к местам назначения».

Сборник Пермского Земства за май и июнь 1873 год говорит о том, что тогда в Копчике проживало 47 мужчин и 63 женщины, с пользованием 311 десятин угодий и 120 десятин леса, согласно «Сведений о Вогулах, обитающих в Пермской губернии» авторства г.-на Орлова. С ясака вогул перевели на подушную подать, и с 1869 года они уплачивали налоги:

— по 1 руб. 48 коп. с души,
— по 39 коп. на государственные земские повинности,
— по 5 коп. на обеспечение народного продовольствия,
— кроме того, на мировые учреждения с 400 десятин земли, нарезанных в 1868 году, 3 руб. 20 коп.
Для сравнения — тогда за лошадь давали 30-50 рублей, а за корову 20-30 рублей.

Ясак нечем было платить — места для охоты были отняты под лесные дачи Лысьвенских заводов. Потомкам вогул оставалось только бурлачить да работать в Кыновском и Серебрянском заводах. Рубкой корабельного леса уже не занимались, как и земледелием.

Тогда же, по данным Орлова, в Копчик переселилось несколько русских семей из имений княгини Бутеро и князей Всеволожских. На левом берегу Чусовой появились названия Афонина Лога и реки Мельничной — видимо, на ней была устроена пильная мельница. Устье Мельничной выходит к острову, через который была устроена переправа на левый берег, по которому руду на лошадях везли в Кын-Завод через деревню Бабенки.

Русские и ранее жили среди обрусевших вогул, которых оставалось всё меньше. Есть сведения, что в деревне Копчик бывал уральский художник С.К. Денисов-Уральский. В журнале «Нива» за 1911 год размещена его работа «Вогул Васька Туйков у своего зимнего жилья».

В Копчике жили вогульские и русские фамилии: Шахманаевы, Шатрабаевы, Лазарьковы, Лобановы, Пуповы, Шивырины, Кучумовы, Дрягунковы.
Александр Шатрабаев в романе «О чём шептались берега» упоминает о Кучумовых, как о староверах-раскольниках, «которых вырывали с корнями, а то и просто выкуривали из таежной глуши, сжигая их спрятанные за высокими частоколами скиты». Там он пишет о роде Зворыгиных, которые «проживали рядом с вогулами и староверами, и родовым гнездом Зворыгиных считалась некогда вогульская деревня Копчик».

Один из героев романа, Ефим Лазарьков «успел закончить несколько классов в Ослянской приходской школе, посещая казенную пристань, где до конца XIX века учительствовал Питирим Кропоткин — служитель местной Свято-Троицкой церкви». Его дальний родственник Никифор «успел повоевать на Первой мировой и вернулся в родную деревню Копчик Георгиевским кавалером и… с деревянным протезом вместо левой ноги… Был Никифор человек безграмотный, по-вогульски молящийся на деревянные изваяния».

Шатрабаев описывает взятие Копчика Белой Армией, которая осенью-зимой 1918-го года наступала на Пермь: «Туманным сентябрьским утром, миновав копченское кладбище, полем, в две цепи, молчаливо спускались к Чусовой колчаковские солдаты.
Подоив и проводив корову со двора, задыхаясь от бега, в избу влетела молодая хозяйка Клава.
— Белые!.. — заполошно закричала она и зачем-то принялась занавешивать недавно распахнутые окна».

Гражданская война окончилась установлением Советской власти. В деревне будто бы «освящена деревянная Михайло-Архангельская церковь, которая в 1930 году была закрыта, а священник расстрелян».

В эпоху, когда железной рукой вели человечество к счастью и боролись с опиумом для народа, чусовлян объединяли в колхозы. В Копчике был колхоз имени 1 Мая. В Бабенках был организован колхоз «Майский«, в деревне Зимняк — имени Четвёртой большевистской весны.

Заметьте, даже их имена были весенние, как и любимый в Копчике праздник Николы Вешнего. В 1926 году, когда организовали колхоз, в деревне было 390 жителей на 85 дворов. Полагаю, это с учётом жителей брошенной Коноваловки, где прекратилось строительство Усть-Сылвицкого завода. Между берегами Чусовой ходил паром.
В годы Великой Отечественной войны потомки чусовских вогул защищали нашу Родину.

Олег Чертанов, старожил села Серебрянка, вспоминал: «Их много в Отечественную войну погибло, они решительные, от пули не скрывались, горячие были».

После войны деревня жила, приписанная к «неперспективным». Елена Вяткина говорит: «Дети из Копчика и Бабенок жили в интернате и учились в Верхней Ослянке. На выходные домой ходили».

Прожить колхозником было трудно. До 1953 года каждое хозяйство ежегодно облагалось государственным налогом:
Вынь да положь 44 кг мяса и 100 яиц; сдай с каждой коровы по 13,3 кг топленого масла; с каждой овцы – 1 кг шерсти и 0,2 кг брынзы; с 25 соток земли личного участка сдай 375 кг картошки!

Да ещё уплати: 800 рублей с хозяйства, 500 рублей военного налога с 1 трудоспособного человека, 150 рублей с холостяка. Минимум на 100 рублей должен приобрести облигаций госзайма. За пользование сепаратором отдай каждый одиннадцатый удой от коровы. Останешься в одном зипуне.

Заработки — за 1 трудодень в колхозе Вам дадут 500 граммов ржаной муки да 4 копейки, да сена 1,2 кг и полкило соломы. В мизерных количествах и не каждый год выдавали сливки, творог, мед. (По описанию П.И. Гилёва, село Сулём)

Умножьте это хоть на 100, хоть на 200 трудодней, считайте доходы и расходы. При царях подати были легче. И никуда не уехать без паспорта! Паспорта колхозникам не выдавали, за исключением окрестностей Москвы, Ленинграда, Харькова и западной приграничной зоны.

Копчик исчез, как и многие чусовские деревни в 1970-х годах, с прекращением молевого сплава и повсеместной выдачей крестьянам долгожданных «пашпортов».

Дорогое имячко

В советское время, стирая прежние названия, деревню Копчик переименовали в Луговую, а деревню Бабенки – в Заречную. И совершенно зря.
Александр Шатрабаев пишет, что в мае 1973 года «матушка моя с отчимом в числе последних покинули умирающую д. Луговую (Копчик), переселившись поближе к родственникам — на тридцать километров выше по реке Чусовой».

Там осталось лишь дорогое имячко. Название деревни содержит тюркское имя Копчик.
В Юксинском районе Коми-Пермяцкого округа было селение Копчик Ыб (Копчиково Поле). На Чусовой вместе с предками коми-пермяков обитали и древние тюрки. К тюркским именам восходят копчиковские фамилии Кучумов и Шахманаев.

Не секрет, что вогул перекрещивали не только в православную веру, но порой в мусульманскую. Фамилия Шахманаев могла быть образована от имени Шах-Иман – «тот, кто лучший в своей вере». И здешняя речка, приток Чусовой, названа Чувашкой неслучайно.

Отрезанный Ломоть

Другая версия названия деревни кроется в русском слове «кончик«, которым называли канатный конец, причальную верёвку. Шатрабаев указывает на описание деревни у Д.Н. Мамина-Сибиряка с названием КоНчик, будто бы наречённой так Ермаком из-за сопротивления местных племён.

Либо это рыбацкое название, кончиком раньше называли «полотно ставной сети». Кончик – имя деревни в Пашозёрском поселении Ленинградской области.

Кончик – это отрезанная часть, краешек селения. Видится так, что деревня Копчик была на конце ослянских дорог. На краю местной цивилизации здесь была «последняя улица», и ниже тогда никто не жил. Копчик, как настоящие робинзоны, были отрезанным ломтем со стороны Кына и Бабенок.

Кокчик

И всё же тюркская версия ближе. К северо-востоку от Кунгура есть деревня Копчиково, расположенная на левом берегу Шаквы, правом притоке реки Сылвы. Деревня известна с 1675 года как татарское селение.

В переписной книге Кайгорода за 1747 год значилась другая деревня. И она была КоКчикова. Кайгород основан Строгановыми в 1558 году на левом берегу Камы. До прихода русских на месте вятского Кая обитали финно-угорские племена. Записаны фамилии Кокчиковых, детей Афонасьевых.
Уж не тот ли был Афоня, чьё имя носит лог посредине чусовского Копчика?

В окрестностях д. Кокчиковой нашли Бартымскую сасанидскую чашу. Академик О.Н. Бадер писал, что поблизости были остатки 26 круглых насыпей курганов и городище с земляным валом, могильник харинского времени (IV-VI вв.).

Грань красоты

Попробуем понять, что могло значить имя Копчик, он же Кончик и Кокчик у древних тюрков. Копчек означает колесо, а на юге Керченского полуострова было крымскотатарское село Кончек. Там жили кожевенники, и кончик – от слова кюнче? Точного ответа не найти.

Чик говорит о грани, меже; это край или граница – словом, опять кончик.
А на тюркском языке Кон – это красота. Выберу для себя, что Копчик (Кон-Чик) – Грань Красоты!
Почему? Я видел это место.

Предыдущие рассказы из серии «Затерянные миры»:

1. Тень вогульского пня. Дорога в Копчик

2. Первозданный Копчик. Чусовские вогулы