Чем старше становишься, тем чаще вспоминаешь детство. Вот и я вспоминаю милую сердцу Пристань, где жили мои дедушка Никифор и бабушка Агафья. Всё детство я бегала к ним из Артей через луга, вдоль узкоколейки. Была тогда протянута железная узкоколейная дорога, по которой возили торф для Артинского завода.
Детство
Серафима и три девушки с именем Маня. Фото 1935 года
У бабушки с дедушкой был большой дом на пять окошек. Вот бежишь по длинной улице вдоль Уфы, мимо складов (теперь их нет), мимо церкви (она остается слева) — и вот наш дом с черёмухами под окнами. На эти черемухи я любила залезать и есть ягоды. Еще я любила пробраться в дальний конец огорода, встать на столбик и сверху смотреть на реку. На той стороне — Зауфа, мне казалось, там другой мир. А река светлая, прозрачная, видны все камешки на дне. И рыбки стайками.
Уфа кормила всю большую семью деда. Он рыбачил. Сам с неводом заходил в воду, а по берегу шли подросшие дочери (Аля и Гутя) и тянули свой край сети. Вообще дети участвовали во всех хозяйственных делах. Четверо старших подросли и разъехались, а четверо младших жили до совершеннолетия с родителями. Жили бедно. Аля рассказывала: — Вот сядем за стол, мама даст каждому по картошке, мы быстро съедим — и всё, больше нету. Тогда мама свою картошку разделит и раздаст, сама голодом останется.
Летом дети варили похлебку из листьев свеклы, забеливая ее молочком. Весной перекапывали картошку, она перемёрзнет в земле, шкурка тонкая, внутри крахмал. Стряпали лепёшки. Мать с отцом до ночи в колхозе, в поле, а дети дома. Придут к матери в коммуну, она отведёт им большую гряду моркови: прополите, я вам трудодень поставлю. А за один трудодень в колхозе выдавали две горсти муки.
Так жили в военные и послевоенные годы. И все выжили, и все дети получили образование. Теперь многое забылось, ушло, и не у кого спросить. В детстве и юности мы так нелюбопытны. Нет бы спросить у бабушек о старых временах. Я по всей ночи, бывает, думаю и вспоминаю, живу в прошлом. Не успела, например, спросить о том, почему пристанинских зовут кержаками, самосудами. В одной книге прочитала, что в старообрядческих лесах на реке Керженец был древний монастырь. Возможно, и наши пристанинские кержаки оттуда пошли, где-то в веке семнадцатом.
Семья Шевалдиных
Хотя мой отец, Михаил Никифорович Шевалдин, называл другую версию. Он говорил, что предки наших старообрядцев — это беглые казаки из дружины Ермака Тимофеича. Они селились по берегам рек, в глухих местах, были трудолюбивы, честны, религиозны.
Августа, сидят Евгения и Алевтина
Именно такими были все мои дедушки и прапрадедушки. Семья Шевалдиных вообще уникальна. Многие сложили головы за Советскую власть. Два брата — Иван Савельевич-первый и Иван Савельевич-второй (в семьях иногда называли братьев одинаковыми именами) — оба Ивана похоронены в Артях у памятника героям Гражданской войны (возле старой больницы), их имена можно увидеть на одной из сторон памятника. Там же, в отдельной могиле, похоронен и сын, Трифон Иванович, генерал-лейтенант Советской Армии.
В годы Гражданской войны Трифон был командиром отряда красных партизан, а его брат Никифор, мой дедушка, был в отряде разведчиком. Не раз он попадал в лапы белых, его пытали, били. Помню глубокие шрамы на его голове. Однажды белые схватили его, повели к своим, в лесу стали избивать. Почему-то у них не оказалось ни патронов к винтовкам, ни штыков, так они пинали его сапогами и рубили шашками. У деда сползла фуражка на лицо, он зубами захватил подкладку и держал, чтоб они не видели, что он живой. Говорит, тогда чуть не захлебнулся кровью.
После Гражданской войны дед жил на Пристани, был председателем колхоза. Брат Трифон воевал с фашистами, был соратником таких легендарных военачальников, как Блюхер, Рокоссовский, Грязнов, Жуков. Жизнь Трифона Ивановича — это отдельная глава истории Шевалдиных, и она заслуживает отдельного рассказа.
Но наиболее драматична, даже трагична, судьба третьего брата Шевалдиных — Матвея. Я очень мало знаю о нем. После Гражданской он очутился в Челябинске, был первым строителем Челябинского тракторного завода, затем первым директором ЧТЗ, а в 1937 году его арестовали, и никто не знал, где он, что с ним. В начале пятидесятых Трифон Иванович сделал запрос в соответствующие органы и получил ответ, что Матвей был взят как враг народа, что он расстрелян, затем реабилитирован, семье вернули его ордена и другие награды. В Челябинске жил его сын Иван Матвеевич Шевалдин со своей семьей.
Вот ведь парадокс: воевали братья за Советскую власть, а потом эта власть погубила ни за что одного из прекрасных пристанинских мужчин… Теперь живут на Пристани внуки и правнуки тех, с кем я в детстве бегала по улице, варила уху на берегу Уфы, купалась на острове, сидела на крутом бережке, свесив ноги и радуясь солнцу.
Боже, храни мою милую Пристань!
