Андрей Владимирович Головнёв родился 14 марта 1958 года в Челябинске. В 1980 окончил исторический факультет Омского государственного университета и прошел специализацию по кафедре этнографии МГУ. С 1991 Андрей Головнев возглавляет «Этнографическое Бюро» в Екатеринбурге.

А. Головнев и казак Василий Голиков, Южный Урал, 2001 год.
А. Головнев и казак Василий Голиков, Южный Урал, 2001 год.

«Этнография – это наука о многообразии человеческого рода и о бескрайних возможностях человеческой культуры. Не о том, какие у людей различия, а о том, какие у нас возможности. Изучение этнографии помогает сравнить свою привычную культуру с другими, и увидеть своё глазами других, заново. Этнография, культурная антропология – это зеркало, позволяющее «познать других и увидеть себя». Я называю этнографию олимпиадой культурных возможностей».

В настоящее время Андрей Головнёв – один из крупнейших учёных в области этнографии и антропологии член-корреспондент Российской Академии наук, главный научный сотрудник Института истории и археологии УрО РАН, профессор Уральского федерального университета. Он является главным редактором журнала «Уральский исторический вестник», многие его исследования посвящены Уралу и уральским народам.

«Уралец – часто коренастый, нередко хмурый или хмурящийся. Это в определенной степени наследие многих культурных потоков, начиная от прячущихся здесь старообрядцев со строгим нравом, черемисов, которые тоже беглые и не очень улыбчивые, от рудокопов и углежогов, трудящихся на уральских заводах – не очень улыбчивых. Но дело не только в улыбке.

Горные страны нередко отличаются подчёркнутой мужественностью – на том же Кавказе улыбка, тем более на устах мужчины – явление редкое. Там принято сдерживать эмоции, мужчина всегда суров — в отличие от японцев, которые улыбаются даже тогда, когда у них кто-то умер.

Что касается уральского оттенка характера, то он, безусловно, есть, и был во все времена. «Уральскость» чувствуется, связана она и с тем, что люди здесь сами себя обеспечивают. Это не дикое поле, это место, где сосредоточены самые различные культуры и народы, и каждый из них выживает и самообеспечивается по-своему. Здесь край часто беглых, но деятельных людей. Другая уральская особенность – приуроченность к недрам: кладоискательство, разработка, и многое другое из того, что создает мифологию гор и горных недр. Уральская мифология – она в основе своей именно мифология недр, гор.

Урал – это край интересных проектов, часто смелых, часто оппозиционных. Здесь всегда было возможно то, что нельзя реализовать «в центре». Вспомните Строгановых, Демидовых… Ельцин – это тоже продукт уральской демократии.

Самость, самостийность Урала неоспоримы. Не очень выражены, потому что сам по себе характер замкнутый, но они есть. Вместе с тем Урал – это перекресток самых различных культур. И здесь люди привыкли жить в соседстве, исповедуя «сдержанный диалог» — своего рода народную дипломатию, когда объятия распахиваются не слишком широко. В меру. Гостевание длится в меру, взаимная помощь осуществляется в меру и по поводу. И тем самым достигается ситуация, когда по соседству располагаются марийская, русская и татарская деревни, а люди живут и молятся разным богам, оставаясь соседями, уважительно относящимися друг к другу. Поддерживающие свою самость и уважающие эту самость в других. Вот это выработанное столетиями – интересное и важное свойство Урала, обеспечивающее ему устойчивость. Урал – это территория, где не надо приказывать быть толерантным. Здесь есть своя традиция толерантности.

Трижды за всю историю Урала «уральскость» была поддержана законодательно: первый раз образованием Уральской области в 1924 году, второй раз в 1993 году провозглашением Уральской республики. Просуществовала она недолго, но сама идея особенности и самобытности Урала тогда снова прозвучала. И наконец, Уральский федеральный округ – пусть однобокий, включивший только восточный Урал, но благодаря созданию УрФО снова Урал звучит как макрорегион России.

У Урала огромные собственные ресурсы. Это ресурсы разных народов, это очень толстый культурный слой, слой людей, которые здесь поколениями живут, работают в театрах, музеях, университетах, на заводах. На Урале культурный слой выращен, уральцы создают буквально терриконы культуры – разноэтничной, разноконфессиональной — вокруг себя, но толком не используют этот слой. Скорее используют свой промышленный потенциал.

У Урала есть ещё очень интересное одно достоинство – своя мифология. Если мифология замкнута на собственную территорию – это главный показатель того, что есть самость. Урал с точки зрения самоориентации – это территория, которая вполне располагает ресурсом быть сама собой. Но здесь ещё и перекресток, транзит, место встречи, что не означает смытости или стертости её персональности. Она многолика сама по себе: Урал нагайбакский – это не Урал зырянский. Тем богаче сам по себе Урал, как мозаика.

На Среднем Урале сегодня многие называют себя уральцами, и часто уральскость занимает если не первую, то вторую позицию после этничности: «Я русский (мариец, татарин), я уралец». На Южном Урале – это прослеживается в меньшей степени. На Северном и Полярном Урале звучит другая идентичность – северянин. Там больше видна северность.»

Кораль 8-й бригады.
Кораль 8-й бригады.

Северу, северному Уралу в работах Андрея Головнева уделено особое внимание. Обе его диссертации посвящены северным народам: кандидатская «Исторические формы хозяйства у народов Северо-Западной Сибири» (1986 год, МГУ) и докторская «Самодийцы и угры Западной Сибири: комплексы традиционных культур» (1995 год, Институт археологии и этнографии СО РАН). Именно Андрей Головнёв руководил творческим коллективом, создавшим экспозицию «Связь времен» Музея природы и человека в Ханты-Мансийске. Ненцам Андрей Владимирович посвятил несколько своих фильмов.

«Почему именно Север? Север – это простор. Это свобода от той самой короткой и прочной социальной пуповины, которая нас монтирует в муравейник урбанизованной жизни. И на севере человек виднее как существо, которое способно властвовать над собой и своей судьбой, принимать самостоятельные решения. Там не выживают слабые, там сами условия жизни – уже вызов. Люди живут всегда на грани риска. Север — это свобода.

Ненцы – это кочевники, оленеводы, они замкнуты на себя. Никому не завидуют – ни японцам, ни китайцам, ни русским. Они сами себя считают настоящими людьми. Не называют других ненастоящими, но тем не менее подразумевают, что они – и есть настоящие люди. И по постсоветским событиям ненцы вырвались на социальную и хозяйственную свободы – и стали расти. И стада домашних оленей стали расти, которые есть их автономия, экономика и независимость, и все остальное. Оказалось, что они и есть настоящие частные собственники, умельцы. Они независимы от рыночных отношений, они использовали ресурсы собственной культуры для очень быстрого самостоятельного развития. Это люди, которые автономны во всех отношениях: своя религия, свои многообразные обычаи, своя язык, свой рейтинг ценностей, свое богатство в виде оленей, которые одновременно являются эстетикой. А главное, что этот союз человека и оленя создает поразительную автономию. Они очень мало зависят от других. Приезжим визитерам они кажутся первобытными в своих меховых одеждах, но на самом деле это люди очень продвинутого, динамичного склада характера. Очень открыты к инновациям, в том числе пользуются навигаторами, сотовыми телефонами, смотрят видео в чумах. У них, как ни странно, рождаются хорошие волевые дипломаты-лидеры мирового уровня. Народ, который вовсе не живет в пещерах, он очень легко адаптирован к сегодняшним условиям. Ненцы – самый большой народ из числа малых народов. Три автономных округа в прошлом носили в названии слово «ненецкий». По статистике малыми народами севера считаются те, численность которых меньше 50 тысяч, ненцев скоро станет больше.»

Стойбище 8-й бригады.
Стойбище 8-й бригады.

Андрей Владимирович не просто «кабинетный учёный», корпящий над архивами. Он — исследователь-полевик с 30-летним стажем экспедиционных работ, объехавший весь Урал и не только Урал. «Есть ли самое красивое место на Урале? Я антрополог, а антрополог – это всегда человек диалога, человек с настроением многообразия. У меня нет любимого места. Северный Урал очень красив. Полярный Урал – обалденный, но меня очаровывают и река Серга, и во многих местах Южный Урал своей степью: ковыль, несущиеся кони – что может быть красивее? Это вполне сопоставимые по эстетике картинки. А завод? Люблю смотреть на ржавчину нижнетагильского завода – это такая мощь!

 У меня нет любимых народов, любимых мест, писателей, фильмов, книг. В этом смысле я в большей степени человек панорамы, спектра, и красота для меня — это достоинство. Это выраженность, самореализованность. Люди красивее всего в своем амплуа, в своей среде. В своей природе, в своем доме, там, где человек хозяин. Красота и достоинство – неразрывные вещи.»
На стойбище хантов, Аканлейм, День рыбака, июль 2012 года.
На стойбище хантов, Аканлейм, День рыбака, июль 2012 года.

Чтобы делиться своими впечатлениями от экспедиций, Андрей Головнёв начал снимать фильмы. С 2002 года он стал не только режиссёром, но и Президентом III-VII Российских фестивалей антропологических фильмов (2002-2010) и Кочующего Северного Кинофестиваля.

«Я понимал, что впечатления, которые я передаю письменным языком, текстом, не вполне адекватны. И что-то из них выпадает. Тем более научный язык сух, фактографичен, и лишен тех самых эмоций, которые принципиальны для моего восприятия. Получалось так, что друзьям я рассказываю одни истории – о приключениях, а в научных статьях пишу о другом. И вообще – не хватало того образа, той полноты, которую не передашь словами. Сегодня это очень понятно – сейчас люди часто говорят картинками, смайликами, фотографиями. И часто изображение говорит за целую статью. Сначала я использовал фотоаппарат, потом кинокамеру, затем видеокамеру.

Но мое кино все-таки это исследование. Это не искусство ради искусства, это камера-исследователь. И мои композиции – они не выстроены по законам науки, в них есть естественный для меня мощный этнографический бек-граунд, но я его не педалирую, не преподношу в качестве разделов, он остается фоном и средой фильма. В действии я ищу интересных людей. Они живут в пространстве той самой культуры, но они живые люди. Чужой этнос, судьба, настроение, выражение глаз… В этом смысле красота – это не просто пропорции по эталону, это всегда сила выражения и самовыражения. Красивым может быть человек внешне малопривлекательный в статичном состоянии, но как только он начинает двигаться, действовать, как только у него зажигаются глаза – он становится необычно красивым.»

К своим многочисленным проектам профессор Головнёв активно привлекает студентов.
«Главное во взаимоотношениях со студентами – реальная проектность. Проектное мышление, которое предполагает связь фундаментальной науки с прикладной. «Хорошая теория всегда практична». Самое главное в сегодняшнем обучение – прямое целеполагание. Студент становится членом команды, и его учеба приобретает смысл. Он должен быть подготовлен, должен быть полезным игроком команды.

Россияне очень часто называют науку в числе этнознаковых характеристик. Мы гордимся своей наукой, Ломоносовым гордимся не меньше, чем Пушкиным. Сейчас наука переживает непростое время – кризис. Её претензия на то, что она заменит собой религию, во многом себя исчерпала ещё в 19 веке. Наука возомнила себя цехом избранных, в которых все нуждаются, цехом со своими обычаями и обрядами. Интернет демократизировал таинство науке. Сегодня нет нужды в профессоре, который все знает — Интернет знает больше. Но у науки есть перспективы, просто надо не бояться обновляться и популяризироваться. Важно, что в науке сохраняется жажда открытия.»

На святилище Ямала, 1996 год.
На святилище Ямала, 1996 год.

Именно об этом – о жажде и возможности открытий, говорит профессор Головнёв, отвечая на вопросы о риске перенаселения планеты: «Сейчас технологии опережают потребление. В технологиях есть свои проблемы, но сейчас люди обеспечены пищей не меньше, чем в эпоху первобытности. Скорее людей беспокоит проблема избыточного веса! Ресурсы существуют, есть регулирующие диетные практики (религиозные, этические). Человечество не стоит на пороге голода. Другое дело, что планета стала слишком «одомашненной». В этом смысле Россия обладает одной из самых высоких ценностей – дикой природой. Сейчас именно это становится экзотикой и ценностью.

Сегодняшний мир настолько освоен, что в нем все открыто. Поколение открывателей уже ушло, пришло поколение пользователей, потребителей. Все уже открыто, но существует ассортимент: можно слетать на Луну, можно побывать на южном полюсе. По-разному стОит, но входит в меню. Человек превращается в цивилизованного туриста. Это своего рода интерактив с заданными правилами игры. Мне повезло, я на хвосте того поколения, что открывало неведомое. С одной стороны это хорошо: демократизация ценностей, походы не требуют спецподготовки. С другой стороны – это уже не открытия, это пользование. И в этом консюмеризме я вижу бОльшую опасность для человечества, чем какие-то продуктовые проблемы.»

Интересно? Расскажи друзьям!
Подписаться
Notify of

0 комментариев
Inline Feedbacks
View all comments