Заметка из газеты позапрошлого века, рассказывающая о чудовищном пожаре, уничтожившем половину Невьянского завода и оставившего за мгновения тысячи человек без крова. Читая статью, диву даешься, как огонь стремительно перелетал с дома на дом и даже перекинулся… на другой берег пруда, поджег плывшие посреди пруда плоты и лодки. Конечно, с точки зрения науки все можно объяснить, но все же не удивительно, что в прежние века после таких вот пожаров люди приписывали огню поистине мистические свойства, считали его живым существом…  Читайте и удивляйтесь вместе с проектом «Наш Урал».

Невьянский завод — древнейший из существующих на Урале, а так как он долгое время был и главнейшим из них, то его заводской архив самый богатый и интересный. По однодневной переписи 1881 г., в Невьянске оказалось 13976 человек жителей обоего пола, при 2632 домохозяевах, имевших в общем 3268 домов. Следовательно, перед пожаром население Невьянского завода смело можно считать в 14 тысяч человек и число домов около 3 1/2 тысяч.

В день пожара, 23 мая, была хорошая погода, незадолго перед тем только что установившаяся, и к полудню солнце довольно сильно давало себя чувствовать, хотя и подувал небольшой ветерок. Все население завода было занято разными работами, рогатый скот находился «на поскотинах» .

Невьянск. Старинное фото

Вдруг около 12 часов, в самом центре завода, по левую сторону заводского пруда, на постройках домовладельца Чуфелина показался огонь, быстро охвативший все надворные постройки и сам дом. Благодаря стоявшей несколько дней жаре деревянные постройки хорошо просохли, а потому и неудивительно, что прежде чем подоспели на место пожара заводские пожарные машины и собрался народ, огонь перешел уже и на некоторые из соседних зданий, а также воспламенилась благодаря начавшему усиливаться ветру и одна из построек противоположной стороны улицы, на которой находился первоначально загоревшийся дом. Привезенным, наконец, пожарным машинам было уже и без того нелегко бороться с быстро распространяющимся огнем, а тут еще большинство собравшихся бросилось спасать имущество, — некому было не только умело распорядиться расстановкой машин и целесообразно направить деятельность принявших участие в тушении пожара, но даже не хватало необходимой рабочей силы…

Поднявшийся ветер начал разбрасывать огонь во все стороны; жар  от огня усилился до того, что деревянные постройки вспыхивали  целиком в один момент, а по узким улицам приходилось прекратить  движение. Поднялась невообразимая суматоха, о систематической  борьбе с огнем нечего было уже и думать: все большее и большее количество населения, объятого паникой, разбегалось к своим домам,  чтобы успеть спасти хотя имущество, чего не удалось сделать ближайшим к началу пожара жителям. Некоторые пожарные машины были уже брошены на произвол судьбы и горели вместе со всем прочим.

Через час-два большая часть центра завода, с каменными домами, гостиным рядом, торговыми рядами, церквами и т. д. представляла из себя ужасающий костер… О тушении огня уже никто и не помышлял; жители ближайших к огню зданий спешили спастись лишь сами и тем из них, которые потеряли благоразумие и пытались еще захватить что-либо из имущества, пришлось жестоко поплатиться: раскаленная атмосфера охватывала их, одежда моментально вспыхивала — и они делались жертвой бушевавшего огня… От кого огонь был еще, по-видимому, далеко, те спасали что могли, но многие не имели возможности вынести имущество далее своего огорода, соседской каменной палатки или берега пруда, до которого огонь еще пока не дошел.

Наконец, как это и должно быть при сильном нагревании части воздуха, поднялся страшный ветер, благодаря которому огонь в одно и то же время — и разливался среди ближайших построек, и перескакивал на отдаленнейшие из них. Громадная площадь заводских построек по левому берегу пруда, в несколько сот сажень ширины и не менее версты в длину, представляла из себя уже потрясающее зрителя огненное море… Тут был не огонь, с которым можно бороться, а огненная стихия, от которой нужно было только спасаться, убегая как возможно дальше…

Горели громадные склады вина нескольких заводчиков, горел гостиный ряд со всеми находившимися в нем товарами, волостное правление со всеми документами, единоверческая церковь и т. д. и т. д. Имущество, вынесенное в огороды и на берег пруда — уничтожалось бесследно; запоздавшие убежать от бушевавшей стихии лица не имели уже возможности спастись иначе, как забившись в домашние подвалы или погреба, где благодаря сохранявшемуся снегу, а стало быть, прохладе и влажности, они, объятые безумным ужасом, надеялись спастись… Надежда была тщетна: они или сгорали, или задыхались от дыма и жара…

На помощь заводским пожарным машинам, безусловно неудовлетворительным при подобных пожарах, явились машины железнодорожной станции и близлежащего Быньговского завода. Было телеграфировано еще о высылке машин в Шуралинский, Верхне-Тагильский, и даже Верх-Исетский заводы, в последнем из которых есть едва ли не единственная на Уральских заводах прекрасная паровая машина, но в ней отказали, что и понятно, а остальные машины отчасти прибыли уже поздно, отчасти все же не могли представить из себя серьезной помощи в активной борьбе с огнем. Остававшиеся в действии машины, в виду опасности, угрожавшей плотине, которая если бы сгорела, то к пожару прибавилось бы еще наводнение, печальные результаты которого отразились бы, кроме части Невьянского завода и на нескольких других, расположенных ниже его по течению р. Нейвы, — все свои усилия сосредоточили на отстаивании от огня построек плотины, а также и находящихся вблизи последней — православной церкви и деревянного здания железнодорожной водокачки.

Для многих спасавшихся от огня единственным убежищем могла быть только противоположная, нагорная сторона завода и вот туда-то направились они, — кто через плотину, кто на лодках и плотах через пруд. Но плотина была сильно загромождена, а лодок и плотов оказалось далеко не достаточно, поэтому некоторые бросались прямо в воду, думая, находясь в ней, переждать пожар.

Но огонь все более и более подвигался к берегу, жар от него все усиливался, и наконец не только воспламенилось стасканное на берег имущество, а даже начали загораться плывшие по пруду на другую его сторону лодки и плоты — и вот свидетелями какой ужасной сцены пришлось быть нескольким лицам: на плоту, нагруженном имуществом, плыл мужчина, около него плыла лодка, в которой сидело семь человек. Вдруг имущество на плоту вспыхивает, и обезумевший от страха мужчина бросается в воду, инстинктивно хватаясь за край лодки; лодка теряет равновесие, перевертывается — и все восемь человек бесследно исчезают в воде… У спасавшихся в воде около берега вспыхивают волосы, жар затрудняет дыхание — и они тоже, полуобгорелые, погружаются на дно пруда…

Жители нагорной части завода считали себя в полной безопасности, хотя их взорам представлялась потрясающая картина, способная на всякого навести панику; внизу, за прудом ходили на большом пространстве огненные волны; среди них и в пруду уничтожалось все благосостояние тысяч людей, и даже гибли сами люди; в воздухе был невообразимый хаос от свиста ветра, шума и треска огня, стонов, рыданий и душу раздирающих криков о помощи… Но вдруг страшный порыв ветра пронесся по огненному морю, вырвал из него огромный сноп пламени и перебросил его через пруд на высокий правый берег. Загорелось сразу несколько домов, — а через два-три часа параллельно одному огненному морю разлилось другое, отделенное от первого полосой воды более чем в 100 сажень ширины!..

Невьянский завод

Обитатели всей нагорной части бросились спасаться, даже не оглядываясь на свои жилища: кто бежал на находившуюся в стороне от пожара и пустынную гору «Лебяжку», а другие прямо в окружающий завод поля… Кто остался на пруду и что плавало в воде, тому не было уже спасения, смерть от огня и воды была неизбежна… Многие из нагорных жителей, помогавшие своим пострадавшим запрудным односельчанам, увидя, что и их дома горят, бросились через плотину на ту же «Лебяжку», пока оставался еще единственный исход на тот случай, если б загорелась плотина. Но несчастие преследовало невьянцев по пятам: в то время, когда большая толпа народа пробегала мима старого тяжелого заплота, порыв ветра уронил его — и еще несколько человек прибавилось к числу погибших в этот день…

Второе огненное море разлилось по всем постройкам, какие только существовали на нагорной части завода, и распространение его прекратилось лишь тогда, когда оно дошло до окружающих Невьянский завод с восточной стороны полей и пустырей. Не оставило оно и заводских запасов угля, равнявшихся нескольким десяткам тысяч коробов; напрасно последний пытались спасти подвозя землю: едва земля попадала на угли, как накалялась докрасна и теряла свое огнеупорное значение.

На нагорной стороне уцелело лишь небольшое количество домов на, так называемых «Песках», где находятся и кладбищенские церкви, утопающие в зелени; отчасти этому способствовало направление ветра, а отчасти эти строения обязаны своим спасением, действовавшим тут пожарным машинам Шуралинского завода.

Но и на «Лебяжке» несчастное население не нашло себе убежище: жар на этой горе от окружающего огня, хотя и в нескольких сотнях сажен расстояния, особенно же от горевших складов угля, был настолько велик, что всем пришлось бежать и отсюда, оставляя опять и тут спасенное из домов имущество, так как оно начало загораться. В конце концов, на «Лебяжке» сгорело не только все, что было натаскано, но даже трава выгорела вместе со своими корнями.

Не уцелело от пожара и каменное с железной крышей заводское здание, вверху которого помещалась заводская контора, а внизу, с каменными сводами, богатейший заводской архив; сгорело по большей части и имущество, сложенное в каменных палатках со сводами и железными крышами, которыми невьянские богачи хотели заменить страхование своих сокровищ: стоило огню найти самую ничтожную щель, и он забирался в них; сгорели многие дела мирового судьи и судебного следователя, а некоторые из уцелевших от них листы бумаги подхватывал ветер (их находили крестьяне деревень, отстоящих от Невьянского завода до 40 верст!).

К вечеру огненная стихия усмирилась, хотя беспрепятственно могла уничтожить и остальную часть Невьянска, состоящую разве из тысячи с небольшим маленьких деревянных домиков, вплоть прижавшихся один к другому. Мало-помалу она опять начала переходить в огонь, пожиравший лишь то, что осталось в пределах площади, на которой недавно свирепствовало огненное море; с этим огнем стало уже возможно бороться, не давая ему переходить с горящих домов на стоящие рядом.

Около 9 часов вечера пожар прекратился, хотя и в следующие еще три дня после этого во многих местах огонь пожирал остатки бывших построек, и всюду дымились головни. 26 мая еще, например, даже заливали из машины догоравший товар бывшей лавки общества потребителей, помещавшейся в гостином ряду.

24 мая многие из невьянских семей не досчитались некоторых из своих членов; вместо лучшей и большей части селения, перед их глазами расстилалось усеянное головнями и пеплом кладбище, с памятниками в виде обгоревших столбов от заборов, остовов печей и, с изредка — стен каменных зданий с висящими на них листами из горелого железа; пруд был усеян плавающими по нему предметами домашней обстановки невьянцев, но поверхность всех плавающих вещей, бывшая выше поверхности воды, обгорела. Всюду были видны следы разрушительного действия именно стихии: православная церковь, заводская башня и деревянная водокачка остались невредимы на небольшой площади, окруженной с трех сторон морем огня; уцелела небольшая избушка с забором из тонких прутьев, между тем как рядом сгорели даже каменные дома с железными крышами; среди пепла и углей стоит, небольшой правда, кусок крашеного забора, но за ним совершенно нетронут огнем столб для исполинских шагов, а на нем целы и все веревки…

Я не буду описывать степени отчаяния семей, потерявших своих членов и горя нескольких тысяч погорельцев, оставшихся без крова и пищи — этого не опишешь; не буду также перечислять всего, что сделалось добычей пламени, так как это сделано уже в помещенной в предыдущем номере газеты телеграмме из Невьянского завода, а закончу свою заметку кратким, приблизительным, конечно, очерком последствий этого ужасного и редкого в наше время пожара, хотя и второго, на одной неделе, в Екатеринбургском уезде.

nev_2

К 27 мая (день моего отъезда из Невьянска) выяснилось, что погорело 1085 домохозяев, т. е. (принимая во внимание приведенные в начале статьи статистические данные) осталось без крова и пищи свыше 7 тысяч человек; число погоревших и утонувших пока определяется по найденным трупам цифрами — первых 15, а вторых 20 человек, хотя эти цифры еще далеки от действительности, так как к этому времени трупы утонувших еще могли не всплыть на поверхность воды, а подвалы и погреба, куда прятались застигнутые огнем, не были осмотрены, ввиду хозяйничающего в них огня. Вместе с восточной стороной селения сгорела лучшая часть Невьянска, почти со всеми каменными домами и положительно всей его богатой торговлей, а потому совершенно правы те, кто говорит, что выгорело 2/3 завода; к этому можно только прибавить, что с этими 2/3 громадного селения сгорело будущее торговли и благосостояние невьянцев, а очень возможно, что и будущее самого завода, так как владельцам Невьянского завода железное дело давно приносит убыток; поддерживают они его только для сохранения за собой громадной посессионной 1 дачи, богатой золотом.

История завода, хранившаяся в архиве, тоже сгорела, за исключением разве только, так сказать, нескольких глав ее, успевших до пожара попасть в печать; правда, хорошо знает эту любопытную историю с начала до конца уцелевшая заводская башня, недавно еще описанная Маминым-Сибиряком, но по ее мрачному виду и по бесстрастному, безжизненному звуку ее курантов видно, что своими знаниями, своими тайнами она ни с кем не поделится!..

«Екатеринбургская неделя», № 21, 3 июня 1890 г.

Интересно? Расскажи друзьям!
Подписаться
Notify of

0 комментариев
Inline Feedbacks
View all comments