На сегодняшний день существует 110 (!) версий. Официальной считается следующая: катастрофа произошла в связи с проводившимся экспериментом на 4-ом энергоблоке АЭС. Однако я не преследую цель разоблачать виновников, вытаскивать на свет сенсации. Об не раз писали и сколько еще напишут другие. Я хочу рассказать, как Чернобыль коснулся людей, живущих в нашем городе, в Нижнем Тагиле.
Было отправлено 3 автобуса из Нижнего Тагила (около 100 человек). А численность 1 Уральского Строительного батальона – 700 человек. В их числе Кокушкин Юрий Павлович (в 1986 году работал диспетчером, ныне председатель Нижнетагильского Союза «Чернобыль»).
Ему и слово: «Первая повестка пришла 18 июня 1986 года, как раз в день моего рождения. А затем и вторая — в два часа ночи. Велели взять продукты на два дня. На расспросы отвечали, что едете на сборы. В военкомате майор посмотрел на нас и сказал: «Давай считать, что комиссию вы прошли». В Первоуральске, когда выдали военную форму и построили на плацу, объявили, что мы находимся на военном положении. Невыполнение приказа сверху, будет рассматриваться трибуналом. Отправили в Страхолесье (название–то какое!). Обязательно проверяли партбилет (прослойка партийных должна была составлять 50%). На все запросы по связи, вменялось отвечать, что обстановка нормальная.
На моих глазах проводилось строительство «Укрытия» или, как его прозвали в народе, «Саркофага». До этого, в первые часы аварии, чтобы заглушить реактор и предотвратить выбросы радионуклидов из жерла разрушенного реактора, началась «бомбардировка» с воздуха. Мешки с песком, свинцовыми пластинами при помощи вертолетов сбрасывались в развал реактора. Создалась угроза, что несущие конструкции не выдержат этой многотонной нагрузки, и все рухнет в находящийся в под реакторной зоне бассейн (кстати, позднее выяснилось, что стены бы выдержали такую нагрузку). Бассейн, предназначенный для охлаждения активной зоны реактора и технических нужд, содержал многотонную массу воды. Усилиями шахтеров был проложен туннель под активную зону реактора. Пробив стену бассейна, вода была выкачена. В ноябре 1986 года, как всегда к памятной дате, благодаря мужеству и самоотверженности ликвидаторов, строителей, инженерно-технических и научных работников над 4-ым энергоблоком возведен объект «Укрытие»».
Но для того, чтобы возвести «Саркофаг» потребовалась самоотверженная работа многих ликвидаторов.
Кустов Евгений Александрович (командир химического взвода, офицер запаса). Он работал на одном из самых опасных объектах: III энергоблоке, который тоже сильно пострадал от взрыва.
«В 1986 году, в октябре, пришла повестка. Призыв на сборы. С собой велели взять еду на два дня и документы. Больше ничего. Информации не было: куда едем, зачем. На все вопросы коротко отвечали: на сборы. Для начала отправили в Свердловск, где все проходили медкомиссию. Серьезных отклонений в здоровье она не выявила. А затем на поезде прямым ходом в Златоуст Челябинской области на сборный пункт Уральского полка химической защиты. 15 октября 1986 мы начали зачистку деревень в 30-км зоне. Она оставила гнетущее впечатление: пустые, большие дома, цветущие сады, природа. И ни одного человека… Какая защита была? Да практически никакой! «Лепесток» и военная форма. Это все. Естественно очень часто мылись в специальных душах, так называемая дезактивация.
16 декабря перевели на работы на крышу III блока. С нее нужно было скидывать графитные обломки, битум, блоки и стержни, начинку ядерного реактора, заброшенные наверх при его взрыве. Здесь, естественно, радиационный фон был намного выше, чем в деревнях. Выдавалась специальная одежда: свинцовый плащ (3-4 мм свинца), белье, большие сапоги. И все тот же «лепесток». Орудия труда: лопата да лом. Крыша так «фонила», что не выдерживали специальные автоматические радиоуправляемые аппараты, которых пытались использовать в помощь людям. Они просто отключались. А туда, где не справляется техника, отправляется человек. На крыше можно было находиться только 1 минуту. И все выполнялось бегом.
Специальный человек с секундомером засекал время, ты выбегал, хватал лопату, начинал скидывать «грязные» обломки вниз. Там их сгружали в металлические баки, которые заваривали. Тут же выкапывались глубокие траншеи, в которые их хоронили. Две – три машины бетона сверху. Пара бросков лопатой и уже ревет сирена: бежишь обратно. Все инструменты бросаешь там же. С собой были индивидуальные накопители радиации, выглядевшие, как ручка. Их вставляли в дозиметр, определявший, какую дозу радиации ты получил. Но нам эти результаты не показывали. Дозиметрист забирал накопители и сразу уносил. Так что уж сколько ты «хапнул», можешь только догадываться. А дезактивация сводилась к следующему: стоял таз, сунул туда сапоги, помыл и все. Страшно? Нет, страшно не было. Ведь радиация невидима, у нее нет запаха.
Всего на ликвидации я был с октября 1986 по январь 1987 года. А затем вернулся в Нижний Тагил, к своей обычной жизни. Словно и не было ЧАЭС. С этого момента начинается «замалчивание» фактов. У нас не было никаких льгот. Когда начались проблемы со здоровьем, врачи не говорили, что это могут быть последствия радиационного облучения. Все списывалось на возраст, на экологию. И лишь когда оформили инвалидность, администрация вспомнила и стала платить пенсию. Но только как инвалиду, а не как ликвидатору. Вот так закончилась моя эпопея по спасению ЧАЭС… ».
Ликвидация последствий на самой ЧАЭС — это одна сторона случившегося. Другая была намного страшнее. Печально знаменитая 30-км зона. Зона отчуждения, выселения и жесткого контроля. Зона людских слез. Больше всего пострадал город атомщиков – Припять, в котором жили работники ЧАЭС. Из многих окон была видна вентиляционная труба IV энергоблока. Он полностью подвергся выселению 27 апреля 1986 года, людям сказали, что на три дня… а получилось, что навсегда. Вместе с Припятью отселили множество деревень, как на Украине, так и в Белоруссии. Предстояла огромная работа по дезактивации 30-км зоны.
Рассказывает Французов Виктор Васильевич (работал шофером в 30-км зоне): «Наверное, как и у большинства ликвидаторов, моя история началась с повестки в военкомат на, как тогда говорили, «спецсборы». Никакой информации о том, что еду на ликвидацию аварии на ЧАЭС, не было. В 1989 году отправился работать шофером в 30-км зону. Только через месяц прислали химика с дозиметром, который постоянно замерял фон. И вот еще одна особенность: замеряли воду, там, где советский дозиметр показывал 0,5 м/рентген, японский — до 2-х целых! Вот и непонятно, кому же верить.
До сих пор тяжело вспоминать о брошенных деревнях. Украинские хаты, все в цветах, богатые сады и… пусто. Такого урожая я никогда не видел! Большие, сочные яблоки, груши, вишня, черешня; в лесу ягоды: малина, черника; грибы без единой чревоточины! А собирать некому. Было очень сложно преодолеть искушение съесть хоть что-нибудь. Разрешалось рвать только яблоки. С них снималась кожура, выкидывалась серединка и обязательно замерялся фон. Нормальный? Значит, есть можно!
Неприятно говорить, но условия полной дезинформации, приводили к появлению слухов, домыслов. Например, то, что радиацию из организма можно вывести водкой. А выводится только один элемент – стронций (в атмосферу было выброшено более 40 различных видов радионуклидов). Хотя водка была под строжайшим запретом, как – то ухитрялись ее провозить и пили. А местные «самоселы» гнали самогонку…
Жили в палаточном городке. Дезактивационный душ тоже размещался в палатке. Вся еда была привозная. Вода тоже. Из защиты кроме трогательного пылевого «лепестка» — ничего. А многие работали и вовсе без них. Тогда как – то не думали о последствиях. Работал на ЗИЛе 130, бортовом. То есть борта не откидывались, а кузов не опрокидывался, как у тех же самосвалов. Моя машина буквально светилась от радиации, так как находилась в Зоне с 1986 года. Снимали дерн в самой Припяти и вокруг нее. Когда ехал туда, думал, что увижу разруху, брошенные вещи, разбитые стекла. Но город стоял целый, некоторые окна открыты. Вокруг красота, цветение. Обычный летний день. Только без жителей. В Припяти самоселов не было, за этим строго следила милиция, на въезде стоял КПП. Говорили, что очень частыми были попытки мародерства. Хотя казалось, что тащить уже было нечего: Припять пустовала три года.
Землю снимали обычными лопатами солдаты срочной службы. Лопатами закидывали дерн в кузов, а дальше уже мы увозили его в мертвые деревни на захоронение. Там экскаваторами выкапывались огромные ямы, в которые опять же лопатами срочники скидывали землю. Потом эта яма сравнивалась с землей. Страшно уставали, но работали, понимая, что спасаем не только ЧАЭС и Зону. Спасаем всех жителей тогдашней огромной страны. Чтобы их города не повторили судьбу Припяти и 30-км зоны отчуждения…».
Все мои герои живут сейчас в Нижнем Тагиле и входят в организацию Союз «Чернобыль». У Союза, как и многих подобных организаций, сегодня много проблем. Это и сложности с путевками, квартирами, льготами, даже с самим помещением, в котором ютятся чернобыльцы. Но председатель на это махнул рукой: «Вы уж сильно не расписывайте про наши проблемы…». Люди в 1986 году отстоявшие страну у Радиации, сегодня вновь идут в бой. Но уже с чиновничьей волокитой и непониманием. Они практически никому не нужны. Когда просишь рассказать о их подвиге, они недоуменно пожимают плечами: «Я просто делал свою работу». О них забыли, словно о стране, которую они спасали. Но которой уже нет. А ведь авария на ЧАЭС это наша общая история и беда. Над сегодняшним миром снова нависла ядерная угроза. И если не остановиться сейчас, Припять и 30-км зона станут не просто напоминанием о ЧАЭС. Они будут прообразом нашего будущего.
Нельзя забывать о тех, кто ценой собственной жизни спас СССР от еще большей опасности. Кто строил саркофаг. Кто первый принял на себя невидимую радиоактивную смерть… Равнодушие страшнее радиации…
