Когда-то давным–давно, когда речка Самарка не была такой узкой и мелкой, когда леса вокруг неё ещё не были вырублены, когда травы были гуще и сочнее, между сёлами Уран и Николаевка находилась цепь озёр, заполнявшихся по весне талой водой и до конца лета служивших местом водопоя скота и пристанищем для рыбаков. Все они были небольшими, но вокруг них росла густая трава, привлекавшая множество птиц. Старики рассказывают, что в те благодатные времена тучи птиц взлетали над озером. Можно было видеть диких гусей, уток, цапель…
Но время шло и озёра эти исчезли. Кто был тому виною — человек ли, бог ли так рассудил — но остались они только в памяти старожилов, да и те даже названия их позабыли.
Непокорное и норовистое озеро
Не поддалось людям и времени одно озеро, самое большое и глубокое. Его так и называли Большое или Большак.
Нынешние старики, вспоминая прошлое, рассказывают, как это озеро в тяжелые, голодные годы спасало жителей близлежащих сёл, кормя их рыбой, а скот в засуху поило водой.
Помнят, как во время сенокоса вокруг него пестрело множество палаток, шалашей, где усталые косари ужинали семьями, не уходя ночевать в село, ведь летом каждый час дорог: упустишь время — останешься без сена. А это было страшно: бескормица погубит скот, без которого сельскому жителю не выжить.
Днем — тяжелый труд с коротким отдыхом, а уж вечером окрестность озера озарялась множеством костров, звучали смех, песни, порой и пляски. Но всё это быстро угасало: впереди новый трудовой день — и весь люд укладывался спать. Одна только неугомонная молодежь не успокаивалась. Усаживались где-нибудь поодаль от старших, пели песни, вели разговоры. О чем говорили — мы не знаем, но многие бабушки при этом вопросе лукаво блеснут вдруг помолодевшими глазами и грустно улыбнутся, потому, что много свадеб игралось именно после летней страды. И много пар было «сговорено» именно здесь, на Большаке.
Особенность Большака ещё и в том, что даже в самые жаркие дни вода в нем бывает теплой только на поверхности, внизу же тебя сразу обволакивает ледяным холодом.
История о настоящей любви и синеньком платочке
Как-то пришлось мне с моей свекровью пойти к озеру за травами, которых каждое лето собирает она огромную охапку и лечит ими потом семью и соседей. Мой младший сын плескался в озере, повизгивая от перепадов теплой и холодной воды.
— Мама! — крикнул он, — отчего здесь такая разная вода? Внизу холодная, а наверху теплая?
— Оттого, сынок, холодная, что озеро питается подводными студеными родниками и солнышко прогревает его только сверху.
А моя старенькая, много на свете повидавшая свекровь, грустно улыбнувшись, проговорила:
— Может, оно и так. Вы, молодые, грамотные, знаете больше нас. А мне моя мать по-другому объясняла это. Много лет назад жили в нашем селе две зажиточных семьи, имели крепкие дома — пятистенки, много скота. Сами работали не покладая рук. Да ещё работников нанимали.
Так вот, стояли эти дома рядышком, на взгорке, гордо взирая на соседние бедные домишки. Такими же гордыми были и их хозяева, знались и роднились только с богатыми, на нас, голь перекатную, только покрикивали. У одного, Степана, был сын Петр — здоровый детина, могучий как бык. А у соседа, Евсея, дочка Наталья — ровесница Петру. И как это водится у соседей, да ещё у богатых, сговорились родители поженить детей, чтобы, значит, добро не ушло в чужие руки.
Говорили соседки, что горько плакала Наталья, умоляла мать забрать обратно слово, данное соседу. Но что могла сделать бедная женщина, когда сама в шестнадцать лет была отдана за нелюбимого, грубого, особенно страшного во хмелю, мужа. «Под стать будущему тестю зятька выбрали» —судачили в селе.
Пришло время сенокоса, и сельчане из ближних сёл вновь дружно выехали на луга. Так же по ночам горели костры у Большака, те же песни звучали у озера. И снова девушки и парни до рассвета смеялись, пели на берегу.
Петр не часто подходил к своей нареченной. Угрюмый, здоровый, станет в стороне и сверлит девушку тяжелым взглядом своих маленьких, глубоко посаженных глаз. Наталья, бедная, только поёживалась от этих взглядов да закрывала лицо синим в белую крапинку платком. Следил Петр за девушкой тщательно, да не уследил, что смотрит на неё не он один.
Вместе с молодежью из соседнего села приходил к озеру и Николай, молчаливый, синеглазый парень. Многие девушки поглядывали на него, а он никогда не шутил, не пел с ними песен. Сядет в сторонке, смотрит на воду и улыбается чему-то. Сидел-сидел так и высидел то, что Наталья по осени бросилась в ноги к матери и призналась, что любит Николая ещё с прошлого сенокоса и замуж за нелюбимого не пойдет. Призналась и в том, что до сих пор темными ночами встречаются они с Николаем у Большака.
Неизвестно, что говорила мать дочери и сообщила ли об этом мужу (наверное, побоялась сказать), но за неделю до свадьбы девушка из села исчезла. Исчез и Николай. Сказывали потом бабы, что у озера, привязанный к ветке дерева, синий в белую крапинку платок висел.
Посудачило село да успокоилось. Побесился Петр да на другой и женился. А платок тот синенький младшая сестренка износила.
А одна подруга Натальи сказывала, вспоминая, как однажды купались девушки в озере, а Наташа вымолвила: «Это озеро как моя жизнь: холод снизу — любовь Петра, тепло сверху — Николаева любовь. Какую выбрать?»
Вот такую историю об озере и о любви рассказала мне свекровь. А я подумала: сколько ещё девушек сделают свой выбор между ключевой студеностью и солнечным теплом, сколько ещё счастливых пар зародится на его берегу? Не знаю…
