Интервью в рамках проекта «Исследования индустриальности» продолжает беседу с Анной Трепаловой, директором Музейного комплекса «Северская домна», об особенностях корпоративного музея, его статусе, роли в социальной политике, взаимодействии с местными сообществами и о связях с современным искусством.
— На конференции вы рассказывали о вашем корпоративном музее. Я потом посмотрел материалы, и мне показалось, что есть совсем немного корпоративных музейных пространств, которые активно работают с местными сообществами… Это иллюзия или это так?
— Нет, это на самом деле так. Если клубок разматывать, то первым поднял эту проблему Российский комитет Международного совета музеев — ИКОМ — он был зачинщиком. Первая конференция «Корпоративные музеи сегодня» была в Ханты-Мансийские в 2014 году и была посвящена корпоративным музеям нефтяных и газовых компаний. Наш музей на конференции ИКОМ участвовал в Калининграде в 2016 году, потом в Ханты-Мансийске в 2018. ИКОМ стали первыми, кто вообще стал эту тему поднимать: что корпоративные музеи должны быть вписаны в музейное сообщество страны. Но как вписать в музейное сообщество страны то, что музеем не является? Корпоративный музей — это не совсем музей. Это «музей» в кавычках. У него ведь нет статуса музея. Более того, очень часто он музеем не называется даже внутри своей корпорации. Чаще всего официальное название – выставочный зал, презентационный центр и т.д. Это, возможно, связано с какими-то налоговыми проблемами, с боязнью, что, как только ты назвался музеем, может прийти государство и сказать: «Где ваши фонды? Давайте их сюда!», — и так далее. Проблемы, которые ИКОМ поднимает на своих конференциях глубокие, их много и прежде всего закрытость музеев, так как часто такие музеи работают не с местным сообществом и туристами, а только в рамках своей корпорации, выполняя определенные функции в корпоративной культуре компаний.
— Расскажите подробнее о конференциях. Только ИКОМ занимается этими вопросами в России или есть еще кто-то?
— Конференции ИКОМ проводятся раз в два года. На очень высоком уровне, очень уважаю непосредственных организаторов – исполнительную дирекцию ИКОМ России и лично Афанасия Гнедовского и Динару Халикову. ИКОМ удается собирать представительную аудиторию российских корпоративных музеев и приглашать спикеров из Европы. Мне, например, безумно понравилась тема про сохранение истории шельфовой добычи нефти в Норвегии. В последние два года у ИКОМ появился соратник в этих вопросах. В Перми зародился всероссийский конкурс «Корпоративный музей», организатором которого выступила группа «PR – проект» и пермское представительство РАСО. Наталья Нечаева вступила главным организующим звеном и этот конкурс набирает обороты, в этом году он пройдет в Санкт- Петербурге. МК «Северская домна», кстати сказать, дважды побеждал в этом конкурсе, сначала в номинации «Музей года», а затем с проектом «ДОМ на ВЕКА», реализованным во время акции Ночь музеев в 2019 году.
— Я посмотрю обязательно материал, стало интересно.
— Я вам могу назвать еще одного человека, который занимается вопросами развития и в целом существования корпоративных музеев, который очень многое делает для осмысления нашей деятельности — Николай Алексеевич Никишин, заслуженный работник культуры РФ. Николай Алексеевич сам когда-то работал в корпоративной структуре, я думаю он вам может быть известен как человек, который создал музей Роснефти в Москве. Музей этот сейчас закрыт, увы.
— Да-да. Я читал эту историю.
— Я бы назвала Никишина методологом корпоративного музейного движения. Он очень глубоко в теме: в чем суть корпоративного музея, что это за явление, каким ценностям оно служит. И в частности, он ведет статистику и типологию корпоративных музеев. Ведь это не только музеи предприятий, как может показаться на первый взгляд, но и музеи ВУЗов, например. Главное о чем говорит Николай Алексеевич, это критерии, по которым тот или иной музей можно назвать корпоративным.
— Какие это критерии?
— В первую очередь корпоративные музеи – это музеи, которые создаются компаниями на собственные средства, и ценности, которые они в себе сосредотачивают, являются частью культурного капитала компании. Николай Алексеевич, говорит, что корпоративных музеев сегодня в России более пяти тысяч. То есть это огромное музейное сообщество, недооцененное в нашей стране. Далеко не все государственные музеи готовы повернуться лицом к этому явлению. Законодательный вопрос также не сдвинут с мертвой точки, в законе о музеях отсутствует понятие «корпоративный музей», а ведь это не совсем то же самое, что частный музей. ИКОМ России, кстати говоря, много усилий прилагает для изменения законодательной базы.
— То есть существует проблема на законодательном уровне и есть некая неопределенность со статусом корпоративных музеев в музейном сообществе?
— Да. Никишин, кстати, в ноябре представил очень интересное исследование в Перми — оно всех поразило. Корпоративные музеи оно воодушевило, а у представителей государственных музеев вызвало удивление. Никишин показал, что корпоративные музеи как раз для местного сообщества могут работать гораздо более эффективно, чем музеи государственные. Сообщество корпоративного музея — это, в конечном счете, корпорация, завод. Если посмотреть, какое количество работников корпорации посещает свой музей в течение года, и посмотреть (это очень интересный пример) посещаемость того же Русского музея, у которого сообщество — вся страна, то получается, что коэффициент полезного действия корпоративного музея может быть выше! Например, в нашем музее посещаемость 13 тысяч человек в год, а численность персонала завода 6000 человек. А теперь посчитайте целевую аудиторию Русского музея и посмотрите посещаемость его в год.
— Здесь, наверное, нужно еще учитывать, насколько музеи справляются со своими функциями: построения бренда, маркетинговыми…
— Согласна. В этом вопросе у меня такое ощущение, что я не знаю, сколько еще должно пройти лет, чтобы произошел перелом сознания многих компаний, что корпоративный музей – это не место хранения исторического хлама, извините. Мы (я имею в виду общество) сегодня пришли к тому, что в компаниях должно быть сформировано отношение, что корпоративный музей – это важное звено в цепочке корпоративных коммуникаций, что он работает на репутацию бренда. И тут сразу появляется следующий вопрос, а должен ли музей тогда быть открытым для общества? Мой ответ – конечно. Превратите свой корпоративный музей в транслятор ценностей корпоративной культуры. Покажите через него все, что делает вашу компанию узнаваемой на рынке, откройте обществу «фишки», которые есть только у вас. Эти «фишки» могут быть как исторические, как наша старинная домна, например, так и производственные. Кто не дает вам показывать в музее образцы вашей продукции? Да, можно и не в музее, но только в музее вы можете показать преемственность традиций вашей компании, связь поколений, совершенствование вашей продукции от года к году. Через музей вы можете показывать своим потенциальным партнерам корни своего предприятия, которыми оно держится за землю. Поверьте, музей может сыграть свою особенную партию, когда у ваших партнеров стоит вопрос работать с вами или нет. А это уже прямое влияние музея на бизнес.
Но если говорить о маркетинговой, коммуникационной, брендовой функциях музея, возникает ведь вопрос об уровне исторической аутентичности? Мы сохраняем аутентичность или решаем маркетинговую задачу?
— Это сложный вопрос. Часто я думаю, что чем меньше людей будет в домне, тем ей лучше. С точки зрения сохранения памятника, людские потоки ни к чему. Но тогда зачем мы сохраняем, если не показывать? Сохраняем для людей и это позиция Трубной Металлургической Компании. Конечно, все должно быть в меру, и если мы заботимся о сохранении уникального объекта, то мы никогда не допустим проведение файер-шоу в стенах музея.
— Экономика корпоративного музея: какая она? Такой музей может/должен работать платно?
— Все, конечно, не просто. Много сложностей. Если у музея стоит задача — зарабатывай! Ну, 25%, 30% от годового бюджета. Начинается одна стратегия, одна история. Не стоит задача зарабатывать — совершенно другая стратегия. Я убеждена в том, что корпоративный музей для своей корпорации должен работать бесплатно, для всех работников, ветеранов, деловых партнеров. Если внедрить при работе с этими посетителями платный сегмент, то мы автоматически разрушим музей как звено в корпоративной культуре компании. Хотя я знаю и другие примеры, как, например, Музей металлургической промышленности в Череповце компании «Северсталь». Не знаю, как сейчас, но пару лет назад там был платный вход для сотрудников предприятия и ветеранов. Чем объяснить такую экономику, мне сложно сказать. Возможно стояла цель полной или частичной окупаемости музея во что бы то ни стало.
— А туристы?
— Туристы должны посещать музей платно, это нормальная практика, предприятие несет серьезные расходы на его содержание. Однако, если компания может себе позволить, то музей может быть бесплатным для всех, но на мой взгляд это несколько обесценивает музей. Мы для себя выбрали такой путь: работники всех предприятий ТМК и Группы Синара посещают музей бесплатно, а туристы и жители города платно, но по умеренной цене и с обязательной возможностью посетить музей бесплатно раз в году на профессиональный праздник — День металлурга.
— Как у вас построены социальные программы?
— У нас ситуация глубинная. Дело не только в музее, а в том, что на балансе предприятия находится много объектов в городе: Дворец культуры, лыжная база, физкультурно-спортивный комплекс, Северская Домна, база отдыха «Трубник», детский оздоровительный лагерь. Это социальная ответственность бизнеса, но вы представляете, какие это расходы? И получается, что у одних корпораций в городе может быть отличный культурный проект и пара объектов, а в Полевском у ТМК целая сеть таких объектов и непосредственное каждодневное участие в жизни города.
— Это целая социальная стратегия в ТМК существует?
— Не в моей компетенции говорить о стратегии компании. Могу только сказать, что корпоративных музеев в ТМК и Группа Синара 12 и готовится к открытию еще два. То есть нас уже почти 14! Пока каждый музей существует сам по себе, мы не объединены в единую систему. Организующего звена в ТМК, которое занималось бы развитием музеев нет, но я надеюсь, что рано или поздно оно появится. Такие примеры в России есть – музеи компаний «Газпром», ЛУКОЙЛ и других.
— Вы же относитесь к социальной политике?
— Это тоже интересный вопрос! Музейный комплекс «Северская домна» подчиняется директору по управлению персоналом предприятия, в обязанности которого входят также и социальные вопросы. Но мне кажется, что все-таки корпоративный музей должен быть в структуре занимающейся корпоративной культурой.
— Корпоративная культура — это всегда либо PR, либо кадры. И где-то между она пропадает всегда.
— Да, я думаю вы правы, эта область знаний стоит где-то на стыке этих двух структур. Тогда можно предположить, что равнозначно музей может быть и в структуре PR и в структуре HR.
К вопросу об объединении корпоративных музеев внутри компании. А собраться сообществом вы можете? Общаться?
— Думаю, что да, но мы не пробовали, возможно потому что нет организующего звена. Кстати, иногда таким звеном выступает самый крупный музей в компании с хорошей методологической базой. В будущем Северская Домна при необходимости могла бы взять на себя эту функцию, поскольку является самым крупным музеем в структуре корпорации.
— Понятно. А если взять опять же проект Перми (он движется – и движется хорошо), внутри самих корпоративных музеев России созрела тенденция к объединению?
— Да, пожалуй. И ИКОМ России, и пермский конкурс способствовали тому, что музеи стали хотя бы общаться друг с другом, а это уже большой рывок вперед. ИКОМ России выпустил также положение о том, что при ИКОМ можно создавать некие сообщества. Сообщество корпоративных музеев вполне может скоро появиться.
— Вы не предлагали взять на себя эту инициативу? Каким может быть это сообщество?
— По поводу инициативы — спасибо. В России сейчас растет количество специалистов именно по корпоративным музеям потому, что растет число таких музеев. Я думаю очень скоро некая ассоциация корпоративных музеев появится.
— А госмузеи с трудом идут на контакт? Относятся к вам как к своими или все же есть сложности взаимопонимания?
— Вы сейчас ударили в самое больное место. Вопрос в точку, потому что корпоративным музеям действительно не хватает статуса в нашей стране. Часто такие музеи большие, если хотите, богатые, но разве их считают за настоящие музеи? А между прочим, в них работают часто отличные специалисты, которые умеют очень многое, порой большее, чем специалисты государственных музеев. Знаете, откуда берутся такие компетенции? От «многостаночничества». В музеях предприятий очень маленький штат, несоизмеримый со штатом государственных музеев. Специалисты в корпоративном музее работают в парадигме «один за всех», они и фонды комплектуют, и сценарии пишут, и статьи, и выставки оформляют. Причем тематико-экспозиционный план и художественное проектирование часто делает один человек. Мечтать о целых научных и фондовых отделах не приходится.
Получается вы совсем разные….
— Да, разные. Но если содружество возникло, то государственный музей много чего может дать корпоративному. И прежде всего методическую помощь. И, казалось бы, вот, пожалуйста, вот оно — место встречи. Но у государственных музеев понимание такое: если у вас нет хранителя фондов, нет учета и систематизации, как у государственных музеев, и ваши экспонаты не входят в каталог музейного фонда РФ, вы — никто. А корпорация никогда свои фонды не отдаст. Мы это обсуждали на всех конференциях, в Перми в том числе.
— Так за свои же деньги получать проблемы? Зачем это нужно?
— Конечно. И потом, это ценность для корпорации. Часто на конференциях мы слышим такое: «Господа, отключите эмоции и представьте: разорился ваш собственник». И дальше? Ну, разорился и разорился… Максимум, музей закрылся. «А куда делись экспонаты?» Никуда. Лежат в кучи свалены. И они уже автоматически не являются достоянием общественности, не служат своей цели, не просвещают. Они просто лежат. И хорошо, если лежат, а если собственник решит их уничтожить. Что тогда? Кто сможет ему помешать? Пример, в Самаре был когда-то Музей сберегательного дела. Сейчас музей закрыт, почему — неизвестно. Экспонаты, насколько я знаю, в целостности и сохранности, но музей не работает. У меня сложилось впечатление, что это закрытие связано с уходом на другое место работы директора музея Глеба Чечевина. Нет человека — нет музея. Получается, что экспонаты корпоративного музея никак не защищены. Это неправильно. Необходимо найти способ сохранения артефактов на законодательном уровне без ущемления прав собственника.
— Последний, наверное, вопрос. Возможно, дурацкий. Я современного искусства у вас здесь не вижу.
— Лично я отношусь к нему очень осторожно, потому что часто непонятно, искусство ли это вообще. Если говорить о музее, то он все-таки об истории предприятия, об истории металлургии. В постоянной экспозиции современному искусству сложно будет найти здесь место, но мы активно участвуем в различных временных проектах. Первое наше знакомство с современным искусством вплотную произошло в 2017 году, когда вместе с Екатеринбургской галереей современного искусства в рамках индустриальной биеннале мы сделали проект «Красная линия». Авторами проекта выступили Татьяна Баданина и Владимир Наседкин. Вот это было круто. Не ожидала, что светящийся арт-объект, символизирующий реку памяти так изысканно впишется в пространство доменного цеха. Потом на Ночи музеев в 2018 году мы сделали в партнерстве с этой галереей отличный проект «Ожившие картины». Взяли несколько работ из собрания галереи, на которых изображен индустриальный пейзаж, и показали в движении на кирпичной стене. Ну и, конечно, различные технологии мэппинга в последнее время мы стали применять на своих мероприятиях, возможно это тоже можно назвать современным искусством. Вообще, наличие индустриальной биеннале на Урале — это большой прорыв вперед для всех. Именно благодаря этому проекту современное искусство стало ближе к людям и ближе оно стало именно через индустриальную призму, возможно поэтому оно кажется столь родным.
Источник: https://uralbiennale.bm.digital
