Удивительно печальное и удивительно чистое эссе Веры Арнгольд о том, куда уходят наши уральские деревни, да и не только уральские, куда уходит наше простое, но такое наполненное природой детство. Вере удалось описать словами то реальное чувство, когда приезжаешь в места детства, а детства -то и нет.
«Печальное путешествие, но полное атмосферности, словно некое психоделическое норвежское кино роуд-муви. На Пасху умерла моя прекрасная тетя Валя из деревни. Тетя Валя всю жизнь прожила в деревне. И, если говорят, что душа летает по тем местам, где она побывала и где ей было хорошо, то тети Валина душа никуда не летала, а смирно сидела на веточке огромной старой яблони, возле своего дома. Не то, чтобы моя работящая тетя (доярка трехтысячница, удостоенная за свой невероятный труд поездки в Болгарию, а потом в Москву на ВДНХ) никуда не ездила. Просто не любила ездить. Все остальное время дышала родным воздухом, не разгибаясь работала с четырех утра и до самой ночи.
Мы поехали на девять дней поминок со старшим сыном. Он помнил, как в Пронькино была печь, было много народа, он коротышка -малыш смотрел, как из печи вынимают горячий хлеб. И еще были котята в углу у кошки, и еще старый деревянный сундук, полный не глаженой чистой одежды, и добрая бабушка Маша (моего папы мать), и добрый дядя Коля с чаем из душицы (тетин Валин муж любящий лес до дрожи в сердце, знающий бор наизусть, где грибы разных сортов, где ягоды) и все добрые, ласковые, молодые и смеющиеся.
Нас узнали, хотя мы не были в деревне целую вечность. Даже умный здоровый пес вначале залаял, а потом увидев как мы захотим в избу замолчал и лег. «Мы своих всегда узнаем!»- строго и ласково сказала моя сестра Татьяна.
Сын сидел и слушал, как мы за столом вспоминали свое босоногое радостное детство, как плакали и обнимались, как смеялись и радовались- что увиделись наконец
Мы поехали на кладбище. Оно в деревне на горе. Может так и надо? Ближе к небесам, где ветер, который удивительным образом поет внутри железных сваренных крестов. Печальная, красивая мелодия, будто это поют души умерших. Пронькино — деревня наполовину чувашская. И языческих обычаев тут никто не отменял. В местной часовне лежит даже Евангелие на чувашском языке! А на кладбище — на каждой могиле стоит кружка с водой.
-Зачем?
-Они тоже хотят пить, — просто пояснила сестра и поджала губы.
Я послушно замолчала и стала слушать берущий за душу гимн жизни-смерти в поющих трубах крестов. На кладбище было много старых деревянных крестов, заросших сиренью могил, звезд на памятниках не было почти совсем. Еще было много земляники. Огромных грачей, которые таскали яркие конфеты с могил как дети. И мы нашли своих деревенских прадедов. Я узнала, что одного звали Роман, другого Симон.
В деревне много оставленных просто так домов. Никто не продает и не покупает. Много воды кругом-болота и камыш подступают к самым избам.
Еще есть школа, и даже три магазина, но уже нет ФАПа. Поэтому тетю Валю не довезли до Сорочинска…
Многого нет в моей любимой деревне детства: нет мух, страшными роями клубящихся возле коровьих и овечьих ферм (исчезли) и нашей избы, которая стояла рядом с ними, нет «говорушек-грибов», растущих среди коровьих лепех, нет коров — нет грибов.
Нет овечьего вкусно пахнущего стада-блеющего, в клубах поднятой пыли, с животными, помеченными на боках цветной краской. Текущего, словно живой янтарь из бочки-качалки меда от многочисленных пчел, огромных полей, засеянных кукурузой, куда мы девчонки отправлялись на поиски златовласых початков- «барби». У кого была самая златовласая и длинноволосая) тот и богач! «Задов» с картохой и капустой, бесконечных рядков лука нет. Крыжовника в палисаднике, ранеток, грибов в тазах после похода в лес-рыжики, грузди, белые… Рыбы огромной из пруда-сазанов, которых папа и дядя Коля притаскивали на ужин. Смеющиеся, радостные уловом, добычей! Ничего нет. Старые покосившиеся сараи из выбеленного от времени дерева. ПУСТЫЕ.
Нет ни Борьки, ни Зинки-свинов, нет уток и индюков, нет овец и пчел. Не выгодно держать скотину. Легче купить пакетного молока. Деревня пустеет, оставшиеся мужчины работают на вахтах. «В бой идут одни старики». Но и они не вечны.
-Что я покажу своей дочке? — спросил сын. — Я хотел показать ей корову, свиньюшку, овечку…
Мы ехали домой по ужасно раздолбанной дороге, которую будто месили танками. А таки оно может и есть. В зарослях леса мы увидели парочку. На одном спали солдаты.
Вокруг деревни невероятно красивая природа! Пейзажи достойны кистей художников, просто саврасовские виды. Чистейший воздух полный печали.
Время и обстоятельства пожирают все: деревню, людей, животных. Но неизменной остается природа. Как сотню, три сотни лет назад. Так, что вечно? Наверное ничего. Кроме любви, которая как свет, озаряет нас — меня, сына, моих деревенских родственников все таких же честных, добрых, простодушных, чтущих традиции, строгих в нравственности. Отчего я думаю, что они святые. Мы так и пели в детстве папе любимую его песню «святая как хлеб — деревенька моя».
Вера Арнгольд организует интересные экскурсии, обращайтесь: Вера Арнгольд. Экскурсии по Оренбургу и Уралу
