— Бермудский треугольник? — да что вы, милейший, у нас свой, так сказать, доморощенный в горах Рифея имеется, ничуть заморскому аналогу не уступающий!

  — Бермудский треугольник? — да что вы, милейший, у нас свой, так сказать, доморощенный в горах Рифея имеется, ничуть заморскому аналогу не уступающий!
  — И там средь бела дня появляются инопланетные «тарелки», сиречь всяческие неопознанные летающие объекты?..
  — И прочие разные аномальные явления, — закончил мою мысль сосед по купе, мужчина средних лет, обладатель аккуратно постриженной бородки и старомодного пенсне на шёлковом шнурке. Внешностью и разговорной манерой он походил на интеллигента начала прошлого века.
  — Молодой человек, дабы развеять недоверие, всенепременно советую послушать короткую новеллу, наглядно иллюстрирующую истинность моего утверждения.
  Я отложил в сторону надоевшее детективное чтиво и откинулся на спинку дивана, давая тем самым понять попутчику, что из мчащегося на всех парах фирменного поезда «Кама» деваться мне всё равно некуда.
Рассказывал он одухотворённо и очень складно, словно произносил заготовленную речь. Поначалу я изображал заинтересованного слушателя из вежливости, но вскоре увлёкся по-настоящему и внимал каждому слову.
   — Январь в тот памятный високосный год выдался необычным. Огромный кроваво-красный Марс, зацепившись щупальцами за кроны высоченных деревьев, навис над бескрайней тайгой. Круглолицая луна, днём бледно-жёлтая, сонная и неподвижная, отлёживалась на перине из пушистых облаков. Ночью, став ярко-оранжевой, она неспешно плыла по Млечному Пути, заливая мертвящим светом избы и баньки, накрытые снежными шапками, палисады и огороды, засыпанные пушистыми сугробами, сосны и кедры, укутанные в ажурные понёвы. После полуночи с поднебесья спускался свирепый старик Мороз и, простёрши ледяные длани, погружал живую природу в летаргический сон.
  Февральским утром от долговременной спячки пробудилась лютая непогодь. Злющая старуха Вьюга, не знающая покоя ни днём не ночью, стала разрушать дивные январские красоты, а Метель, сестрица коварной старухи, принялась строить заносы в проулках, наметать сугробы у заборов и палисадов. Буран, их беспутный братец, разбойничал в тайге, беспощадно срывая с кудрявых ёлочек и стройных осинок нарядные шубки, развеивая их на мириады хрупких снежинок и растаскивая по лощинам и буеракам.
Накануне дня Касьяна Немилостивого в таёжном селе куролесила вся троица. Буран, нежданно налетая, пугал одинокого путника, Вьюга швыряла в глаза пригоршни ледяных иголок, а Метель сноровисто опутывала ноги снежным вервием и валила несчастного в глубокий сугроб.
  Наперекор плохой погоде ребятишки возвращались домой весёлой гурьбой. Оська, поджидая на перекрёстке мил-дружка Иванку, увидел выплывающее из снежной пелены страшное чудище. Огромными извивающимися щупальцами оно опутало Иванку, легко, словно лебяжью пушинку, подняло и понесло над заснеженными огородами, скованной льдом Шеметёвкой и схоронилось в дебрях бескрайней уральской тайги.
Педагог не поверил Оське, отверг причастность потусторонних сил к исчезновению отрока и авторитетно заявил: «От уроков прячется пакостный мальчишка. Сидит-посиживает на тёплой печи и насмехается над учителем. Найдётся — уши надеру!»
   На третий день Иванку нашли в тайге казённые лесорубы. Подивились они живому «подснежнику», поскребли огрубелыми перстами затылки, переворошили окладистые бороды, основательно растёрли пострелёнка снегом и тёплой водкой, укутали в овчинный тулуп, усадили в сани, дали горячего чаю и привезли в село.
   Учитель пожелал во что бы то ни стало выяснить, где прятался Иванка. Он привёл найдёныша в классную комнату и стал расспрашивать. Но Иванка, совершенно не понимая происходящего, глядел на своего мучителя невинными голубыми глазами. Учитель, доведённый упрямством школяра до белого каления, ухватил Иванку за ухо и, крутя его в разные стороны, стал приговаривать писклявым голосом: «Скажи, только правдиво, где прятался три дня?» От нестерпимой боли мальчик зажмурился, и по его щекам покатились большие жемчужные слезинки…

  Минул звонкий апрель. Настал ласковый май. На вербах распушились почки, вернулись из тёплых краёв грачи и скворцы, на лесных полянах расцвели подснежники и фиалки. Школяры, запуганные предстоящими экзаменами, усердно зубрили арифметику и упражнялись в чистописании.
На большой перемене ребятишки устроили чехарду и не заметили, как в класс вошёл учитель. Не изменяя своей варварской привычке, он сцапал за ухо первого попавшегося под руку мальчишку. Случайно или нет, только им оказался Иванка. Завершив экзекуцию, дипломированный педагог выгнал ни в чём не повинного школяра из класса.
  Оська нашёл приятеля на берегу Шеметёвки за ничейной банькой. Иванка сидел на сосновом чурочке и сосредоточенно мастерил из ивовых прутиков какую-то замысловатую штуку. В косых лучах ласкового весеннего солнышка его маленькая, оголённая до пояса фигурка была совершенно прозрачной. Через тонюсенькую, словно пергаментную кожу, обтягивающую грудь, просвечивали тёмно-синие жилки и дымчатые контуры костей.
  — Это что у тебя?
 — Просто безделица. Пришёл сюда, наломал прутиков, и пальцы сами стали это плести. Сплёл и слышу голос, как будто из граммофонной трубы: «Не удивляйся — это икосаэдр».
  Оська хмыкнул и авторитетно заявил, что Иванка тронулся умом, ибо у нормальных пацанов в головах граммофоны не поют, и они никчёмные вещи не мастерят, а учат арифметику. Иванка не обиделся, только посмотрел на друга с сожалением и, качая головой, огорошил:
  — Оська, я арифметику, геометрию и механику наизусть знаю. А ещё космогонию. Меня там многому научили…
  — Где?
  — Целуй крест и божись, что никому не сболтнёшь!
  Оська троекратно перекрестился и поцеловал нательный крестик.
— В тот день маманя наказала забежать к деду за клюквой. Подошёл я к его избе, гляжу и дивлюсь на разноцветные стёклышки в окнах. Толкаю дверь, а она не скрипит. Ступил в сени и провалился в подпол. Встал, отряхнул зипун и к лесенке, а её нет. Вдруг в стене отворилась резная дверца, и в погреб влетела какая-то безделка на тонюсенькой ножке, очень похожая на огромную бледную поганку. Поганка покрутилась вокруг, подхватила меня широкими мягкими лапками, покрытыми коротенькими шевелящимися волосками, и куда-то потащила по узенькому проходу, стенки которого горели зелёным огнём. Мне было не страшно, а даже очень любопытно. За прозрачной перепонкой, разделяющей проход на два рукава, происходила невообразимая чехарда. Я видел, как пролетели навстречу жёлтенькие сморщенные опята, неторопливо проплыл красный мясистый мухомор в светленькой складчатой юбочке, следом проковылял сморчок, придерживая лапкой мятую шляпку, а за ним проползла мокруха, окутанная пузырящейся слизью. Мохнатый гриб-дождевик, который стала обгонять моя поганка, неожиданно лопнул, засыпав всё вокруг оранжевой пылью. Поганка влетела в пещерку с заплесневелыми стенами, опустила меня на кочку пушистого мха и мгновенно растаяла, оставив на полу синенькую лужицу. Тут же из этой лужицы стали расти две одинаковые поганочки, но на одной ножке. Сноровисто работая лапками, они быстренько разъединились и одна за другой куда-то упорхнули. Пялясь на них, я не заприметил, откуда в пещеру явился гриб-боровик. Толстой лапой он сдвинул назад свою огромную коричневую шляпу и, не мигая, уставился на меня настоящим человеческим глазом. Зрачок в его единственном глазу начал медленно расширяться, и моя голова стала постепенно распухать, а туловище уменьшаться, пока не стало похоже на грибную ножку. Потом откуда-то приползла мокруха и принялась поливать меня густой слизью. Я дышал открытым ртом, но вместо воздуха начал глотать эту слизь. Глотал, глотал и заснул, а проснулся…»
  — Простите, уважаемый, — перебил я разговорчивого соседа, — но всё это из области психиатрии, — «старик Мороз, старуха Вьюга, гриб Боровик с настоящим человеческим глазом». Разве это аномальные явления? Ребёнок-подснежник подвергся переохлаждению, вследствие которого у него возникло временное расстройство психики…

   — Вы так полагаете, почтеннейший? Напрасно, совершенно напрасно, — молвил мой попутчик, обиженно поджав нижнюю губу и пряча пенсне в кармашек люстриновой жилетки.
   Не решившись вступать с ним в дальнейшие словопрения, я продолжил прерванное чтение. Но, перелистав десяток страниц новейшего зарубежного бестселлера, начал зевать, мысленно проклиная нудный, набивший оскомину сюжет. И тут непонятно откуда возникло непреодолимое желание узнать финал новеллы. Увы, но желание моё осталось несбыточным, ибо попутчик покинул купе с неблагодарным слушателем…
  © Валерий Завирохин, 2016. ISBN 978-5-94691-864-0
Интересно? Расскажи друзьям!
Подписаться
Notify of

0 комментариев
Inline Feedbacks
View all comments