Каска солдата: Михаил Далматов

Этот необыкновенный случай произошел на Нижнесергинском металлургическом заводе. Рабочие разгружали вагон с шихтой, подкрановый Иван Куклинов уже заполнил очередную мульду и вдруг заметил среди кусков металла видавшую виды солдатскую каску. На ней еще сохранилась кое-где краска, а вмятина и глубокие царапины говорили о долгом ее путешествии в куче металлолома, которое, может быть, началось с самой войны.

– Смотри, солдат, не твоя ли голова? – шутливо крикнул он своему дружку и напарнику Геннадию Родионову, недавно вернувшемуся из армии. – А вот и хозяин нашелся, – добавил он дрогнувшим голосом, когда отвернул обрывок подкладки внутри каски. – Смотри: «М.А.Далматов»! Не слыхал про такого? Находка пошла по рукам.

– Не нашего ли Михаила Алексеевича Далматова каска? – сказал один из старых металлургов. – Надо показать ее Николаю Далматову. Может быть, каска и впрямь его отца.

Заспорили: чудес не бывает! Мало ли Далматовых в России. Старые металлурги принялись вспоминать.

– Ведь он как ушел с завода в сорок втором на фронт, так и не вернулся, Мишка-то…
– Тогда много сталеваров наших в этом призыве на войну ушло и почти все там остались…
– Давайте Кольку Далматова сюда. Он в мартеновском.

Пришел приземистый, худощавый, смуглолицый паренек в засаленной спецовке. На лице растерянность, глаза тревожные, ни на кого не смотрит. Видно, по дороге ему уже сказали о находке.

– Точно, инициалы моего отца, – повертев каску, проговорил он. – Да и почерк вроде батин. Только как же это так? Он погиб в Восточной Пруссии двадцать лет назад. Где же она столько блуждала? А чего гадать. Надо показать ее Ивану Дмитриевичу.

И Николай бросился к проходной завода, где в то время дежурил Мешков, друг и сослуживец отца. Иван Дмитриевич вместе с Михаилом Алексеевичем уходил с завода на фронт, вместе они воевали, дошли до Германии, но вернулся с войны Мешков один.

Иван Дмитриевич сразу опознал каску. Потрясенный невероятной находкой, он с трудом подбирал слова:

– Мы делали эти подписи на касках вместе с Михаилом одним химическим карандашом. Выдали их нам новенькие. Видим, бывалые солдаты, кто уже воевал на фронте, подписывают свои. Мы тоже взяли с Михаилом и подписали. А оно, видишь, как всё обернулось.

…После работы близко знавшие металлурга Михаила Далматова пошли в его дом. Там и сейчас живет Александра Васильевна, вдова погибшего солдата, и семья Николая.

Чистый, опрятный двор выложен камнем. Небольшой рубленый домик, на нем голубая дощечка: «ул.Радищева, №9». На крыльцо вышла пожилая черноволосая женщина с годовалым внуком. Слушая сбивчивый рассказ сына, молча взяла в руки каску, прижала к груди и горько, по-вдовьи ударилась в голос.

Старые металлурги уставились в землю, глаза друг от друга прячут – что тут скажешь….

– Проходите в дом, – первой опомнилась Александра Васильевна. – Проходите, помянем мужа… и деда Михаила. – Она подхватила на руки внука и шагнула через порог.

Спохватился и Николай:

– Проходите, проходите…

Сели к столу. Александра Васильевна поставила графинчик и, вытирая краем фартука глаза, ушла на кухню, загремела посудой. Николай достал треугольники писем со штемпелями полевых почт, копии удостоверений о награждении рядового Михаила Алексеевича Далматова орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». Истертое на изгибах письмо командира роты капитана Горелова, в котором сообщалось о геройской гибели солдата.

– А это вот последнее…

«Прошло времени чуть ли не три года моей службы, и все на передовой. Я очень беспокоюсь о детях, и меня всегда волнует, что я их плохо воспитал. Ну, теперь дело подходит к концу. – Николай читал тихо. Он даже не читал, а как-то осторожно произносил знакомые ему наизусть слова отца, стараясь открыть в них какой-то новый смысл. – А вы, Коля и Ваня, тоже себя берегите…» – Николай пояснил: – Ваня – мой брат, мы с ним близнецы, а когда получили извещение об отце, он вскоре заболел и умер. – «Воду холодную не пейте, мать слушайтесь… Пока на этом заканчиваю. Переходим на прорыв сильно укрепленной немецкой обороны. Освобожусь, еще пришлю письмо…»

В комнате тихо. Только гремит на кухне посудой Александра Васильевна да лепечет бутуз Сережка – внук погибшего солдата.

– «Освобожусь, еще пришлю»… – обронил Николай и отвернулся к стене. Все молчат. Только тихо и трудно вздыхают да курят.

– Это письмо он, должно быть, писал 11 октября – нарушил тишину Мешков. – Посмотри.
– Точно, 11 октября 1944 года.
– А 12-го был тот самый бой…. Где-то там и моя каска у речушки в Восточной Пруссии. Всю ночь наступали, перед утром выбили фашистов из окопов. Стали закрепляться. А немец открыл по нам такой страшнейший огонь, что все вдыбки встало, и не поймешь, где небо, а где земля. Лежу я с перебитой ногой и зову Михаила, а он не откликается. Подползли санитары, говорят: «Не шуми, солдатик, нет уже Далматова, убитый он…» Подхватывают меня на носилки, волокут. А я «стоп» кричу. За руки санитара хватаю. Давай, останови, здесь Мишка где-то. Может, еще и не убитый. У нас с ним уговор такой был, вроде клятвы, отписать семьям, если что. Подтянули меня к нему, а он весь минами порванный. В аккурат, значит, угодила… – Мешков переставил поудобнее протез, поднял над столом рюмку. – Добрый был металлург и солдат Михайло. Давайте за память!

Посидели старые металлурги Нижнесергинского завода в доме солдатской вдовы, погадали, какими путями за тысячи верст попала на Урал каска их друга. Как могло такое случиться? И решили:

– Правильно попала. Точно по адресу. От отца к сыну – и дело его огненное и… каска вот эта.

…Я встречался с Николаем Далматовым на заводе, в мартеновском цехе, в его доме.

Русоголовый уральский крепыш, привыкший ловко управляться с огненным металлом, во время бесед смущенно тер огрубевшие от работы руки, не зная, куда их деть.

– Да что ж рассказать…. Вся моя жизнь на виду.

Он пытается вспомнить что-то особенное, важное в своей жизни, достойное памяти отца, но ничего необычного не находит и говорит как будто с досадой, что всё у него заурядно:

– Вскорости, как получили извещение, пришлось школу по боку. Пошел сюда, на отцов завод. Тогда всех принимали. А мне уже пятнадцатый шел. В подсобники пристроили, а я всё равно норовлю на ту печь попасть, где отец работал. А мастер говорит: где поставили, там и работай. Да и отец твой не на одной печи работал…. А я-то знаю, с какой он уходил на войну, не раз приносил ему на завод обед…. Говорю, ставьте меня только на вторую. – Николай оживился, и голос у него зазвучал уже веселее: – Перешел я всё же на отцовскую, вторую. А сейчас и ее уже нет. Там, где раньше две было, теперь стоит одна, в три раза мощнее. – Глянув на меня, он улыбается. – Наша – вот она. На ней мы и шуруем. Доучиваться мне уже пришлось потом. Работал и учился, как все наши ребята.

– А каска?

– А что каска. Она у нас дома. Из Свердловского музея писали, даже приезжали раз, просили им передать на вечное хранение. Я говорю матери, вроде бы надо передать, а она ни в какую. Так вместе с наградами и письмами батиными и хранит. Даже когда Сережка мой добирается до нее – она ругается.

Теперь эту удивительную каску, можно увидеть в экспозиции музея «Демидов-центр» в Нижних Сергах, а также выслушать эту увлекательную историю. Чего только не бывает на свете…