Об Ирбитском Государственном Музее изобразительных искусств я был наслышан давно. Говорили, что там прекрасное собрание европейской гравюры времён её расцвета, что началу этой коллекции положили переданные из запасников Эрмитажа и Музея изобразительных искусств имени Пушкина работы старых мастеров, что директор музея – большой энтузиаст, и что недавно Ирбит «обзавёлся» живописной картиной Рубенса. В моём воображении рисовался скромный провинциальный музей из нескольких комнат, где теснится пара-тройка шедевров и сотня просто хороших старинных гравюр. И когда мне вдруг предложили съездить в этот небольшой городок, чтобы познакомиться с музеем, я почти сразу согласился. Когда ещё выпадет шанс посетить Ирбит? 200 километров от Екатеринбурга – хоть и немного, но, всё же, три часа пути, а с обратной дорогой – все шесть.
Нас, блогеров, набралось на целый микроавтобус.
Дорога к Ирбиту – асфальтированная, но это не значит гладкая (на заметку областным властям!). Полоса туда, полоса обратно – и, как водится на Урале, по слегка пересечённой местности: подъёмы и спуски по холмам, снегом покрытые поля, по обочинам – смешанный лес, но больше сосен и ёлок.
Въехав в Ирбит, мы попали, как и следовало ожидать, в царство депрессивного районного городка. Лавируя по улочкам, мы то и дело проезжали мимо обветшалых, а нередко и заброшенных купеческих особнячков. Когда-то до Октябрьской революции (и чуть позже – во времена НЭПа) город Ирбит славился своей меховой ярмаркой, не менее знаменитой, чем нижегородская. Двести лет торговой истории принесли городу регулярную каменную застройку, по ценности мало уступающую старому Екатеринбургу.
К сожалению, нет возможности проиллюстрировать эту часть рассказа: пеших прогулок по улицам не случилось, а через запотевшие окна автобуса трудно было снимать. Просто замечу: Ирбит пребывает в печальном полузапустении – за последние лет двадцать его населении сократилось с 50 до 35 тысяч. От Ирбитского мотоциклетного завода остался один цех, по сути, мастерская по сборке отдельных экземпляров на заказ. Люди предпочитают переезжать в не такой уж далёкий мегаполис.
Директор радушно встретил нас на крыльце музея – живой, энергичный в свои шестьдесят пять лет, с небрежно накинутым шарфом а-ля Пиотровский, он явился пред нами посланником классической музейной культуры. Чуть погодя посмотрев в Гранатовом зале пару документальных короткометражек, мы убедились, что в молодости у директора был немного иной имидж, не столь классический. Директор носил не шарф, а «конский хвост» — убирал длинные волосы в косу.
Карпов Валерий Андреевич – личность в музейном деле России примечательная, а в Ирбите просто легендарная. То, что он сделал для ирбитского музея за сорок с небольшим лет, с трудом укладывается в сознание. Во-первых, Карпов этот музей основал. Собрание музея, в котором хранятся подлинные работы Дюрера, Рембрандта, Гойи, Хогарта, Тинторетто, Пиранези, Ван Дейка, Калло, Рубенса и Леонардо да Винчи, а также современных европейских и российских художников, сегодня насчитывает около 15000 произведений. Работы экспонируются в 45 залах (!) общей площадью 2000 квадратных метров. По словам специалистов, за четыре десятка лет музей прошёл путь, который другие музейные собрания редко проходят за полтора века.
А начиналось всё с обычного школьного сочинения, в котором ученик 9 класса В. Карпов написал о главной своей мечте – открыть художественный музей в родном Ирбите. Впрочем, предыстория музея уходит корнями ещё дальше. В годы Великой Отечественной войны часть собрания Эрмитажа была направлена в эвакуацию на Урал. Не для всех привезённых экспонатов нашлось место в Свердловске, кое-что перевезли на хранение в Ирбит. С этого момента небольшой уральский городок взамен прежней судьбы обретает новую. Теперь не пушнина связывает Ирбит с далёкой Европой, а сокровища иного рода – изобразительное искусство.
В 1972 году молодой искусствовед Валерий Карпов добивается своего. В Ирбите, в типовом пристрое к панельной пятиэтажке, в каком в советское время обычно располагались гастрономы или комиссионки, открывается художественная галерея – сначала в статусе филиала Свердловской картинной галереи.
Смелость города берёт, а иногда Эрмитаж, Русский и Пушкинский музеи. В благодарность за спасение изобразительного наследия в годы войны Эрмитаж передаёт из своих запасников партию картин, в том числе полотно «Кающаяся Мария Магдалина с сестрой Марфой», авторство которой предположительно приписывалось ученику Рубенса и потому считалось копией с венского оригинала. Совсем недавно эта картина была атрибутирована экспертами как произведение самого Питера Пауля Рубенса, знаменитого фламандского живописца 17 века. Теперь это полотно занимает в собрании ирбитского музея центральное место.
В 1976 году Государственный Музей изобразительный искусств имени Пушкина в лице Ирины Антоновой разрешает молодому и амбициозному директору «порыться в запасниках» и отобрать 520 листов европейской и русской графики – большей частью руинированной, требовавшей реставрации. Так, ядром музейной коллекции становится европейская графика – гравюры и офорты, — вокруг них стал «прирастать» ирбитский музей.
Пока наше государство пребывало в стороне от столбовой дороги цивилизации – капитализма и рыночных отношений, а произведения искусства не имели нынешней аукционной цены, директор частенько рыскал по столичным комиссионкам, отыскивая там разные антикварные сокровища (например, офорт Калло был куплен в ленинградском комиссионном магазине за 5 рублей – теперь эксперты оценили бы это произведение в несколько тысяч евро). Эти приобретения, понятно, с большой неохотой оплачивал городской бюджет.
С Перестройкой пришло время перемен. Антиквариат вдруг обрёл в обществе иную, заоблачную стоимость, и прежний способ пополнения музейного фонда стал затруднителен. А рыночные реформы поставили музейное сообщество на грань выживания. С другой стороны, наступила эпоха людей предприимчивых в широком понимании этого слова. Карт-бланш получили не только бизнесмены всех мастей, но и отельные энтузиасты от искусства, фанатично преданные своей идее. Валерий Карпов оказался одним из таких редких фанатиков, который видел смысл жизни в служении музам.
Как это ни парадоксально, но и в «лихие девяностые» Ирбитский музей продолжил развиваться. В 1992 году началась реконструкция главного (на тот момент единственного) здания. А в 2001-м музей получил дополнительные площади – бывший особняк Казанцевых: в советские времена в нём располагался роддом, который в новые времена закрылся «за ненадобностью».
Теперь в этом особняке располагается собрание уральских художников: здесь выставлены работы Германа Метелёва, Макса Гуревича, Александра Лысякова, Спартака Киприна, Виктора Реутова, Михаила Сажаева и других, – от графики и живописи до скульптуры и ювелирного искусства, около четырёх тысяч произведений и собрание продолжает расти. Музей отвёл отдельные залы Виталию Воловичу, Мише Бруселовскому, Андрею Антонову. Одни художники просто дарят свои работы, другие (как, например, Брусиловский) создают их прямо в директорском кабинете. Часть произведений были переданы музею по дарственному завещанию.
Подведя нас к крыльцу очередного корпуса музея, директор принимался раскрывать нам «планов громадьё». Слушателям, честно говоря, было непросто определиться в отношении изображаемых перспектив. С одной стороны, планы кажутся несбыточно-нереальными, почти невозможными к исполнению в провинции (да и в мегаполисах-столицах для их исполнения потребовалась бы государева воля). С другой стороны, уже сделанное поражает не хуже самого смелого миража, явившегося средь голой пустыни. В холле этого корпуса висит план его развития – намечена постройка дополнительного крыла, а во дворе предполагается возвести большой атриум, застеклённую пирамиду, напоминающую ту, что стоит перед парижским Лувром. Этот план несколько лет назад был подвёрстан к международной выставке ЭКСПО, на проведение которой в 2020 году претендовал Екатеринбург. В случае успеха, Ирбитский музей мог рассчитывать на серьёзные инвестиции. Но как быть сейчас, учитывая, что столица Урала гонку за ЭКСПО проиграла? Не привязывать же эти планы к мировому чемпионату по футболу 2018 года, часть матчей которого должна пройти в Екатеринбурге?
Подходим к третьему зданию – Музею графики и рисунка, оно было реконструировано и открыто всего два года назад, а экспонировать графику на постоянной основе начали только в 2014 году, после того, как была установлена новейшая система освещения, найдена «формула света», исключающая губительный для графики ультрафиолет. «Не в каждом зале Эрмитажа есть такое оборудование», — замечает Карпов.
Это здание тоже старинной кладки. В нём когда-то располагались склады Ирбитской ярмарки, а в советское время – производственные цеха… Постиндустриальная разруха пришла и сюда. И, что-то подсказывает мне, городские власти только рады сбросить с баланса лишний груз мало кому нужной в провинции недвижимости. Между тем, директор Карпов нацелился ещё на парочку разваливающихся старинных особняков Ирбита. Свои экспансионистские планы директор не скрывает. Вдобавок к имеющемуся он хотел бы открыть Музей российской графики и Музей современного искусства, тем самым придав Ирбитскому музейному центру почти универсальный, по сути, столичный характер.
Фасад Музея графики и рисунка несколько напоминает Третьяковскую галерею. Случайное ли это совпадение или сознательная отсылка? А внутри – настоящий дворец или, точнее, древнегреческий храм. Интерьеры отделаны мраморной крошкой, по всему фризу второго этажа сделана роспись на тему древнегреческих мифов, а над парадной лестницей, проект которой принадлежит скульптору Андрею Антонову и которая могла бы украсить загородную резиденцию какого-нибудь европейского монарха, парит безглавая статуя Ники Самофракийской. Это копия Ники, установленной в Лувре, но не полноразмерная, иначе упёрлась бы крылами в потолок, а где-то в три четверти размера, с сохранением пропорций. Единственное отличие от античного оригинала – в ирбитской Нике, по словам директора, немного исправлен наклон статуи: «Теперь она летит вперёд, а не заваливается назад, как было в Лувре».
— Ну и зачем всё это? – спросит придирчивый скептик, сопоставляя вложенный труд и финансы с полученным результатом. – Зачем имитировать европейский музей в провинции? Зачем собирать уникальные экспонаты в музейный комплекс, до которого двести километров пути и три часа езды по неважной дороге от ближайшего мегаполиса? В Екатеринбурге целая армия потенциальных посетителей, плюс многочисленные гости уральской столицы, — а музей, претендующий на универсализм в сфере прекрасного, расположен в депрессивном районном городке.
Ходили разговоры о том, чтобы перевести музей со всеми фондами в столицу Урала. К счастью, этого не произошло, однако остановились на идее когда-нибудь открыть филиал Ирбитского музея в Екатеринбурге. Идея хорошая. Но вот когда? – это большой вопрос.
«К счастью…» — потому что пребывание такого музея в провинциальном Ирбите это доказательство существования обыкновенного чуда. Оно, конечно, не случилось бы, если б не приложенные усилия…
С другой стороны, удалённость, но не слишком большая, Ирбитского музея от Екатеринбурга открывает, на мой взгляд, для любителей и знатоков искусства своеобразный путь к паломничеству. Есть что-то правильное в том, что классическое наследие – собранное системно, с особым представительским разнообразием – не так уж легкодоступно, во всяком случае, не в шаговой доступности, как вездесущие супермаркеты.
