Благодаря отважной дружине Ермака русские прорубили окно в Сибирь и смогли закрепиться на ее бескрайних просторах. В те времена тайга жила своей жизнью и совсем не ждала чужаков из-за Камня.
Крепнущие центры русской государственности в Сибири — Тобольск и Тюмень — острее всего нуждались в защите с Юга. Земли по Тоболу и Исети граничили с Великой степью, давая приют многим народам, враждебно настроенным по отношению к русским.
В зауральской степи укрылись разбитые Ермаком кучумовичи, здесь промышляли сибирские татары, сюда переселялись башкиры и заглядывала легкая на подъем конница киргиз-кайсаков, предков казахов. В середине XVII века в этот кипящий котел инородцев попадают первые русские поселенцы.
Далматовская твердыня
Строить монастыри в отдаленной глуши стало устойчивой традицией на Руси. Русские заводили обители в пучинах вечно бушующей Ладоги, на продуваемых ледяными ветрами Соловецких островах и на развалинах полунощной Мангазеи.
Вокруг обители, как правило, быстро вырастали поселения — крестьяне приходили работать на монастырские земли, чтобы прокормить себя и братию. Для защиты от инородцев-язычников монастыри одевались в деревянные или каменные одежды, превращаясь в неприступные бастионы. Такой была русская монастырская колонизация.
В 1642 году успешный тобольский сын боярский Дмитрий Мокринский схоронил любимую жену, после чего с горя оставил службу и детей, приняв монашеский постриг с именем Далмат в Невьянском монастыре. Очень скоро новоиспеченный инок покидает уральскую братию в поисках уединения. Удалившись на восток, Далмат дошел до реки Исеть, крутой берег которой приглянулся бродячему старцу. Монах выкопал для себя скромную землянку и начал тихую жизнь в молитве и посте. Впрочем, довольно скоро одиночество инока нарушают его последователи и вокруг кельи начинает вырастать новая монастырская братия.
Прослышав о незваных гостях на своей вотчине тюменский татарин Илигей в 1644 году решил согнать надоедливых монахов с места. Однако в дороге с ним приключается чудо: во сне татарину является женщина в багряных одеждах, которая приказывает ему оставить Далмата в покое и даже отдать старцу землю. Народ поверил, что сама Богородица благословила создание новой обители на Исети, дав толчок ее бурному развитию.
Монастырь быстро превратился в островок относительной безопасности в Зауральской степи, как магнит притягивая к себе русский люд. Первыми монахами Далматовой пустыни становились беглые крестьяне или служилые, остывшие к государеву делу.
На крутом исетском берегу жилось трудно. Местные инородцы регулярно тревожили обитель, убивали монахов, уводили хлебопашцев в полон. Кроме того, в 1649 году царь окончательно закрепостил крестьян и запретил брать на работы беглых. В результате толковых рабочих рук в Сибири того времени не хватало как игуменам, так и местным воеводам.
Обитель старца Далмата на десятилетия оказалась в глубоком тылу еще неосвоенных русскими земель. Калмыки и башкирцы дважды дотла сжигали монастырь, но упрямый старец вновь восстанавливал его из пепла. Тобольские воеводы, понимая стратегическое положение монастыря, постарались укрепить его. Вскоре обитель обрастает острогом и превращается в неприступную твердыню — первую на южном рубеже таежной Сибири.
Государи регулярно жаловали Далматову пустынь новыми землями, а местные староверы перед уходом в леса или гарь отписывали все свое имущество обители — монастырь быстро богател, став духовным и культурным центром русских территорий за Уралом.
Старец Далмат умер только на 104 году земного пути, пережив пять царей и увидев расцвет главного детища всей своей жизни.
В начале XVIII века исетская обитель, вслед за Тобольском, оделась в камень. Выросшие каменные храмы монастыря спрятала за собой могучая кирпичная стена. К этому времени обитель уже обросла множеством крестьянских поселений, успешно снабжала горнозаводской Урал хлебом и стала прочным звеном годуновской линии укреплений, подпирающей собою русскую Сибирь с юго-востока.
Однако беда пришла откуда не ждали. В 1774 году до Сибири докатился пугачевский бунт — к монастырю подошло несколько тысяч разбойных людишек. Пугачевцы умели штурмовать укрепления, но Далматовский монастырь не поддавался им целых 20 дней. Упрямые монахи по ночам молились в кельях, а днем ожесточенно отстреливались из пушек с неприступных монастырских стен. Позже императрица Екатерина II щедро наградит братию монастыря за проявленное мужество в борьбе с “ворами пугачевцами”.
Петр Годунов — строитель новой Сибири
На севере Сибири русские не боялись никого. Тобольские воеводы собирали с местных инородцев богатый ясак, которого хватало и государю, и самим воеводам. На берегах Оби вели себя непокорно лишь вогуличи, которые, впрочем, никогда не были способны на организованное сопротивление.
Совсем иначе обстояло дело на юге. Народы степи постоянно встречали русских на землях по Исети коварной стрелой или острой саблей. Существование Далматовской обители в условиях вечно осажденной крепости показало, насколько первые поселенцы уязвимы в новом для себя крае. Раз освоение южного Зауралья не пошло мирным путем, значит его нужно было провести силой оружия.
Василий Шереметев, воеводствовавший в Тобольске в 1649-1652 годах, быстро понял специфику южной границы вверенных ему земель. По его инициативе на Исети строится первая основательная русская крепость — Исетский острог.
Развитием и укреплением исетской оборонительной линии занялся воевода Петр Годунов, служивший в Тобольске в 1667-1670 годах. Годунов отлично представлял себе географию управляемых им земель — по его наказу, вероятно, Ульяном Ремезовым была составлена первая русская карта Сибири — знаменитый “Чертёж Сибирской земли”.
По задумке воеводы, цепь оборонительных сооружений начиналась в месте слияния рек Тарханки и Тобола – Тархановским острогом, далее через Ялуторовский острог линия продолжалась по Исети через Исетский острог, опиралась на Мехонский и Шадринский остроги, дальше, следуя через крепнущий Далматовский монастырь, линия упиралась в Катайский острог. Между Исетским и Шадринским укрепленными поселениями планировалось срубить два новых острога. Кроме того, амбициозный воевода задумал от Катайского острога до реки Чусовой поставить еще четыре крепости. Сегодня годуновская оборонительная линия прошла бы по территории трех областей — Тюменской, Курганской и Свердловской. Но в XVII веке Годунов рассчитывал управлять разбросанными на гигантское расстояние острогами из одного центра — Тобольска. К сожалению, это благое начинание, как и множество других идей деятельного воеводы, не было реализовано до конца. Новые поселения на намеченных Годуновым местах будут построены уже не им.
Сибирский острог в XVII веке представлял из себя крепость с высоким деревянным частоколом и несколькими башнями. Внутри могучей стены казаки обязательно ставили церковь или часовню — закрепиться в чужом краю без божьей помощи невозможно. Для создания оборонительного сооружения воеводы привлекали пашенных крестьян. Последние тяготились такой повинностью и писали властям челобитные, что они “от острожного ставления в конец сгибнут”.
В остроге легко могли укрыться несколько десятков служилых стрельцов и казаков, которых в 1667 году реформатор Годунов превратили в драгун. Драгуны были крепче привязаны к своей земле, так как служили без жалованья, но при этом освобождались от податей и получали от государя пашню. По словам Годунова, драгуны сочетали в себе все плюсы конного и пешего строя, так как “драгун в походе – конный, а пеш драгун – солдат же”.
На востоке годуновской линии русские остроги отбивались от наскоков кучумовичей и калмыков, на западе — от “башкирской шалости”. Жизнь в таких условиях не была сладкой. Остроги регулярно подвергались нападениям, в результате которых деревянные укрепления нередко сгорали, но упрямые воеводы вновь возрождали остроги.
Русские, приходя на новую землю, вынуждены были общаться с местными инородцами. Относительно легко удавалось найти общий язык с татарами, народом оседлым и знакомым еще по таежной Сибири. Так, однажды татары, жившие в юртах вокруг Тархановского острога, нашли в траве крашеную доску, которую приспособили для чистки рыбы. Однако вскоре доска пропала и вновь очутилась под стенами острога. Татары от греха подальше отнесли чудесную находку русским, которые пришли в ужас — на доске явственно проступал лик Спаса. Икону-доску казаки с трепетом перенесли в острожную часовню и замирились с местными татарами, впредь оберегая их от разорительных набегов кучумовичей.
Для Годунова назначение воеводой в Тобольск стало значительным продвижением по карьерной лестнице. Честолюбивый служилый, носивший царскую фамилию, с ревностью ухватился за предоставленный государем шанс прославить своё имя.
В столице Сибири Пётр Иванович сразу же развернул кипучую деятельность. Он реорганизовал местное войско, замыслил возведение линии обороны от степняков, построил первые за Уралом мануфактуры и винокурни, ввел новые налоги, нашел железную руду, наладил снабжение беспашенной Мангазеи хлебом — словом, без дела не сидел. Кроме того, Годунов был словно одержим экономией: в его записках на имя государя аккуратно подсчитан каждый рублик. Сам воевода насчитал экономии от своих реформ на 60 058 рублей в год — по тем временам сумма гигантская.
Все эти многочисленные преобразования, затронувшие многие стороны жизни Сибири, легли на плечи местных жителей “наймуючи дорогую ценою”. Тех служилых, кто не охотно исполнял волю строптивого воеводы, били кнутом и сажали под замок.
Развернув неутомимую деятельность, Годунов перетряхнул всю Сибирь, и она ему этого не простила. К царю в Москву толпами повалили челобитчики с жалобами на ретивца. Годуновым были недовольны не только крестьяне и мелкий служилый люд, но и подчиненные ему гордые управленцы — Томск, Тюмень, Верхотурье — мало где Петра Ивановича поминали добрым словом.
Специфика управления сибирскими землями в XVII веке была такова, что местные воеводы почти не задерживались на одном месте дольше трех лет. За это время почти невозможно воплотить в жизнь сколь-нибудь основательные планы по обустройству Сибири. Каждому вновь прибывшему воеводе приходилось сызнова вникать в специфику вверенных ему земель и своим умом доходить до того, как ими управлять.
Годунов крепко взялся за переустройство Сибири, став предтечей реформ губернатора Матвея Гагарина. Но воеводская Россия еще не терпела крутых преобразований. В 1669 году царь внимательно рассмотрит все челобитные и уберет Годунова из Тобольска, отменив все заведенные при нем порядки. Оскорбленный воевода умрет на следующий же год.
Вольные хлебопашцы
На рубеже XVII и XVIII столетий граница русского Зауралья сместилась южнее — с Исети на Среднее Притоболье.
В этих краях практически не проживало ясачного населения, но земли были чрезвычайно плодородны, а Сибирь нуждалась в хлебе. В поисках лучшей доли в Зауралье из центральной России хлынули крестьяне, страдающие от полного закрепощения помещиками; раскольники, отчаянно пытавшиеся скрыться от власти антихриста; уральские рабочие, бежавшие от тяжкого заводского труда. Русский люд не останавливали ни стрелы степняков, ни угроза попасть в неволю.
Оборонительная линия Годунова к этому моменту уже утратила свой пограничный статус и тобольским воеводам пришлось возводить новую цепь острогов, опирающуюся на Царево Городище — будущий город Курган.
В 1723 году в Тобольске издали указ, по которому все зауральские крестьяне обязаны были заиметь оружие к обороне, “огненное и острое”. Местные власти хорошо понимали, что без вольных хлебопашцев, никакие остроги с драгунами не устоят на новой земле. В конце концов, именно простые русские крестьяне оказались южным щитом Сибири, а самым верным их оружием стала допотопная соха.
