Профессор Грум и уральские заводы (18+)

Дорогие читатели! А знаете ли Вы, что на Урале работал инженер-металлург В.Е. Грум-Гржимайло? Да-да!
Мне было интересно прикоснуться к биографии Владимира Ефимовича, истории его открытий и работы в наших уральских заводах, его отношений с рабочими. Тем более, что во многих источниках о жизни учёного с 1902 по 1907 год, а также о судьбе Грум-Гржимайло и его семьи в годы революции и гражданской войны не говорится, либо упоминается вскользь.

В этом помог труд В. Рыхлякова «К истории рода Грум-Гржимайло», опубликованный в Генеалогическом вестнике (СПб, 2007 год).
Отец учёного был из древнего рода Гржималло. Юрист по образованию, Ефим Григорьевич служил статским советником Министерства финансов, написав труды о свеклосахарной и табачной промышленности. В 34 года он женился на Маргарите, дочери генерала Михаила Бескорниловича. Ей тогда исполнилось 18.
Семья была многодетной — у Ефима и Маргариты родилось две дочери и четыре сына. Володя появился на свет 12 февраля 1864 года в Петербурге.

Выбор профессии

Из сыновей Владимир был самым младшим. Его старший брат Григорий стал выдающимся исследователем природы Азии, посвятив ей более 200 научных работ. Григорий Ефимович открыл Турфанскую котловину в горах Тянь-Шаня. Ему даже удалось поймать четырёх лошадей Пржевальского!

Володя был не менее талантлив. Вместе с братом Дмитрием в 1880 году он окончил 1-й кадетский корпус среди лучших учеников и поступил в Петербургский горный институт. Будучи студентом, он оказался на Донбассе. Юзовский завод-гигант произвёл на него сильное впечатление, и Володя решил стать инженером.

Молодой Грум-Гржимайло был в Уральской экспедиции Ф.Н. Чернышёва, участвуя в составлении геологической карты России. В поиске ископаемых он собрал около 40 пудов окаменелостей. Будущие академики Чернышёв и Карпинский прочили Володе яркое будущее в геологии. Но выбор был сделан в пользу заводов.

Жизнь в заводе – особая и трудная. По словам В.Е. Грум-Гржимайло, она заставляет инженера «доискиваться истинной причины неполадок, отучает болтать фразы, заимствованные из книг и журналов, а, главное, учит терпению и золотому правилу: кончать раз начатое дело».

Окончив горный институт, Владимир поехал в Нижний Тагил на железоделательный завод Демидовых в качестве практиканта. Заданием стало пустить домну №4 для ферромарганца. Первый пуск он запомнил на всю жизнь:

«Управитель П.С. Степанов боялся отвода газов, как нечистого, и не вошёл в цех, когда я задувал домну; скрылись и механики – за ними надзиратель Злобин. Я остался с Кесаревым (уставщиком), причём и он не лез вперёд. Итак, в заводе, где газоулавливания не было, и домны работали с открытыми колошниками, домну задувал практикант, делавший это первый раз в жизни. Я сам закрыл домну, сам прикрыл газопровод, прикрыл все клапаны и сам пустил газ. Всё обошлось благополучно. Хлопка не было. Тогда появилось начальство».

Салдинские заводы

В 1886 году наследник рода Гржималло получил назначение на Салдинские заводы. «Салда» – топкое место, где идти надо осторожно. У эвенков «салгэ» — расстояние на шаг. Шаг за шагом Владимир Ефимович продвигался в металлургии, приближаясь к новому направлению – теории печей.

В Нижнесалдинском заводе он прошёл путь от механика до начальника прокатного цеха, помощника управителя завода. Пущенная в 1862 году железная магистраль Петербург – Варшава строилась из пудлинговых салдинских рельсов! В 1875 году там запустили первый крупный цех «Русского способа бессемерования».

В здании с массивными стенами из дикого камня разместили два пятитонных конвертера. Чугун перегревали до 1 250 градусов в четырёх отражательных печах на дровяных генераторах. Машины фабрики действовали от гидравлических двигателей.

Володя пристально наблюдал за работой мастера Петра Федосеевича Шишарина и восхищался, как уральский самородок по опыту и наитию управлял пламенем печей!
В защиту метода К.П. Поленова двадцатитрёхлетний инженер написал труд «О бессемеровании на Нижнесалдинском заводе». Статья в «Горном журнале» принесла ему известность, русское 6ессемерование было предвестником кислородно-конверторной плавки.

Грум-Гржимайло на три года уезжал в Петербург, где работал главным инженером Александровского сталелитейного завода. В мае 1895-го Владимир женился на Софье, дочери инженера Германа Тиме. Её дядя читал лекции будущему мужу в Горном институте. Владимир Ефимович решил вернуться на Урал: «На демидовских заводах я работал, а здесь я служу». Он мечтал построить передовое предприятие!

Жена поехала с мужем, который с осени 1897-го до 1902 года управлял Верхнесалдинским заводом. Выпускница питерской гимназии Субботиной, Софья получила музыкальное образование у профессора Игнатьева. В Верхней Салде она организовала для рабочих театр, в котором была и режиссёром, и актрисой.

У Софьи и Владимира в 1896 году появился первенец, дочь назвали по матери отца – Маргаритой. В следующем году родился сын Николай, через год – Владимир. В 1900 году родился сын Сергей.

Инженеру Грум-Гржимайло вместе с К.П. Поленовым доверили строить рельсопрокатный цех — один из крупнейших в России. Мечта инженера сбылась – по его проектам изготовили всё оборудование фабрики. Из Германии привезли реверсивную 3-цилиндровую машину в 6000 л.с.

Она приводила в действие огромный стан с диаметром прокатных валков 800 мм, позволяя катать рельсы за 7 пропусков вместо 9-11. Под руководством Владимира Ефимовича салдинские рабочие собрали паровой агрегат с трёхколенным валом в тысячу пудов весом. Вал точно опустился на все шесть пришабренных вкладышей.

Талантливый инженер усовершенствовал машину. С 1900 года она работала с конденсатором, исключая выхлоп пара в атмосферу. Снизилась себестоимость выпуска. Ранее с затратами в 115 тыс. руб. в год удавалось катать только 700 тыс. пудов рельсов.

Владимир Ефимович сократил годовые расходы до 40 тыс. руб. и довёл выпуск рельсов до 1 млн. 600 тыс. пудов. Между прочим, прокатные рельсы в 1903 году были уложены на первые трамвайные пути в Петербурге!

Позже в своих письмах В.Е. Грум-Гржимайло вспоминал о запуске легендарной немецкой паровой машины: «Когда я пускал новую прокатную фабрику в Нижней Салде, для пуска машины был выписан старший монтёр фирмы «Эрхардт и Зиммер». Машина была собрана нами, и сборка её удостоилась самой лестной аттестации этого монтёра. Вдруг он заявил, что требует увольнения моего главного машиниста Степана Фёдоровича Коновалова.

Дело обстояло так. На регуляторе стоял немец и заставлял машину работать вперёд и назад. С.Ф. Коновалов был за масленщика, обходил машину и прислушивался к шумам в золотниках (накладка с гирей на трубке паровика, откуда выходит излишне поднятый пар) и в цилиндрах.

Вдруг ему показалось, что в золотнике что-то пощёлкивает. Он крикнул немца. Немец или не слышал, или не понял и продолжал работать. С.Ф. Коновалов бросился к машине и её остановил, вырвав регулятор из рук немца.
Я долго разъяснял немцу, что ему не на что обижаться. Что С.Ф. Коновалов поступил правильно, ибо думал предупредить катастрофу. Немец говорил одно: «Я старший, это нарушения дисциплины, я уезжаю в Германию!»

Я подал руку Степану Фёдоровичу в присутствии немца и сказал ему: «Ну, Степан Фёдорович, делать нечего, становись на другую работу, пока господин NN здесь. Потом ты встанешь на своё место старшего машиниста при машине».
Немец был озадачен: «Не понимаю! Не понимаю! У нас в Германии не так, в России нет дисциплины. Без дисциплины нельзя…»

Да, с точки зрения европейца, дисциплина у нас странная. Отдашь приказание сделать так-то. Приходит к тебе рабочий и говорит:
-Так, а по моему мнению, надо сделать иначе.
— Почему? — Да потому и потому.
Иногда соглашаешься, другой раз скажешь: «Чучело ты, чучело! Ничего-то ты не понимаешь», – и объяснишь ему эту ошибку.

Бывало и так, что за невозможность предупредить, что, по мнению мастера, нужно сделать иначе, он делает на свой страх по-своему. За это мы никогда не бранили, а часто хвалили. Мы служили одному делу и ценили такое участливое отношение исполнителей наших приказаний. Вот наша дисциплина. В заводах Петербурга и Юга, выросших на заграничных порядках, мастер не смеет поправить начальство, хотя и видит ошибку».

Профессор Грум пишет: «И до сих пор русские люди не могут себе представить, что заводская работа полна поэзии, увлечения, идеалов. Фабрика им представляется прессом для выжимания пота из рабочих. На этом основана вся теория классовой борьбы. Теория вздорная во всей своей сущности, ибо никакой такой борьбы быть не должно.

Фабрикант в современной фабрике совсем не заинтересован в ущемлении рабочих, в понижении им платы. Идеал современного заводчика – минимум людей высокой оплаты за высокую квалификацию. Механизация производства избавляет нас от заботы о дешёвой мускульной силе».

«Большевизм – вера отсталых от техники людей… Нация выздоровеет от того психического заболевания «чеховщиной», которое разрешилось революцией. Вместе с нею воскреснет русская энергия и дух инициативы, заглохшие в 19 веке», — верил Владимир Ефимович.

Заводская жизнь

На Салдинских заводах Грум-Гржимайло приступил к знаменитой теории печей, на которую потратит целых двадцать лет! В Нижней Салде он обучал рабочих и создал школу мастеров.

Вот что Владимир Ефимович писал в заметках: «Люди, отдающие сухие приказания, не могут иметь успеха в России. Для этого русский народ недостаточно дисциплинирован. Объясни русскому рабочему цель, к которой ты стремишься, и в русском работнике ты найдёшь помощника-энтузиаста.

Вот так я работал в Салдах. Мои служащие, мастера всегда знали, что я думаю, что делаю, к чему стремлюсь, чем огорчаюсь, и что меня радует. Очень часто они спорили со мной, не соглашались, я никогда не гнушался с ними спорить, их убеждать, разрешал им делать по-своему и объяснял им невыгоды их метода работы. Вот секрет моей громадной популярности в заводах.

Я возвышал мастера до себя. Я присоединял его к своим успехам. И вместе с тем он видел во мне только идеалиста, не извлекающего никакой личной пользы из своей и его работы. Между мной и моими помощниками, без различия, были ли это профессора, инженеры, студенты, служащие или рабочие, устанавливались связи сотрудничества на общую пользу. Я никогда не ревновал своих помощников и отдавал им должное.

Такое общение с самыми низами общественной лестницы открыло мне тайны русской души. В русском рабочем я встретил того же идеалиста, того же энтузиаста, того же бессребреника, каков я сам, и полюбил его всем сердцем».

Инженер Грум поближе узнал заводскую жизнь, её светлые и тёмные стороны. В России были нередки случаи, когда рабочие расправлялись с начальниками. Оказалось, чтобы управлять людьми, нужно иметь и характер, и подход к ним.

Из воспоминаний В.Е. Грум-Гржимайло: «Когда я приехал в Нижнюю Салду, у моего помощника А.П. Ларионова в доме выбили стёкла. Это – первое предупреждение. Второе – остригут у лошади хвост. Третье – побьют, подкараулив ночью».

Старый мастер ответил на вопрос Грума о происшествии: «Значит, заслужил».
– Как заслужил? Вот я сейчас пойду домой, а где-нибудь из-за угла на меня нападёт рабочий и даст затрещину или огреет палкой! – Владимир Ефимович недоумевал.
– Нет, Владимир Ефимович, тебя не тронут. Ты здесь всего три месяца, а мы человека видим.
– Как не тронут? Приходится людей ругать, посылать гулять (в неоплачиваемые дни), сбавлять подрядные платы, — инженер кипятился.

Мастер доходчиво пояснил:
– Нет, ты не бойся! Ты дело знаешь, справедлив, а если в сердцах и обругаешь, то отходчив. Приди к тебе через час-другой, ты спокойно выслушаешь и сделаешь по справедливости. А Анатолию Прокопьевичу скажи, чтобы он издёвки над людьми бросил, иначе худо будет».

Осенью 1902 года В.Е. Грум-Гржимайло стал управляющим Алапаевским горным округом. Одновременно он был в числе ведущих металлургов России. В 1905 году получил признание его труд «Элементарная теория построения металлургических печей», напечатанный в «Горном журнале».

В Алапаевске его семья пополнилась ещё тремя детьми. Там родились сыновья Алексей и Юрий. Младшую дочь назвали Софьей в честь супруги. Жена Владимира Ефимовича по своей инициативе открыла приют для детей-сирот и богадельню для престарелых. Она снова выступала в местном театре!

Грум-Гржимайло старался улучшить жизнь заводчан. Он ликвидировал расчётные книжки, в которых людям прописывали кабальные условия приёма на работу и большие штрафы за любую провинность.
В Алапаевске с его помощью была открыта женская прогимназия. В честь 200-летия города управляющий выделил деньги на праздник. Думаете, в ответ стали носить на руках? Не-ет! Рабочим захотелось …убить этого управляющего. За что?

Великие потрясения

В 1902 году товарищ Коц перевёл «Интернационал» на русский язык. Кучки революционеров вдохновенно пели: «И пусть посмеют патриоты в нас пыл разжечь для их атак». Куда же деть тех, кто не вписывается в «Мы наш, мы новый мир построим»? Строители будущего решили просто утопить их в крови.

Волна революционного террора началась 14 февраля 1901 года с убийства министра просвещения Н.П. Боголепова. (Это он решил строить общежития при университетах!) Убийцей оказался отчисленный студент, большевик Карпович. В 1907 году его милостиво освободили по амнистии.

Гибли министры, губернаторы, военачальники. От взрыва бомбы скончался Великий князь Сергей Александрович. Он успел запустить в Москве трамвайное движение и завершить новую очередь Мытищинского водопровода.

По данным Н.С. Таганцева (Смертная казнь, СПб, 1913), к концу 1907 года было убито либо покалечено около 4 500 чиновников. Расправлялись и с членами их семей. Из частных лиц 2 180 убито и 2 530 ранено. Жертвами террора в 1905 — 1907 годах стали по разным подсчётам от девяти до семнадцати тысяч человек. Заодно революционеры грабили банки и обычных людей.

Премьер Столыпин боролся с этим бедствием, но суды смягчали приговоры. В июне 1905-го эсер Куликовский прикинулся посетителем и застрелил московского градоначальника графа П.П. Шувалова. Неожиданно вместо повешения эсера отправили на каторгу в Якутск. Наверняка он думал, отчего не стали казнить?
После революции Куликовский сделал выбор в пользу Белого движения. Он поднял восстание против большевиков и возглавил Временное Якутское народное управление.

Пётр Аркадьевич Столыпин дал крестьянам России частную собственность, осуществил аграрную реформу. В 1911 году и он был убит в Киеве после десятка неудавшихся покушений. Одно из них произошло 12 августа 1906 года в Петербурге на Аптекарском острове.

Боевики бросили бомбу под ноги швейцара и генерала Замятина. Столыпин тогда выжил, но его дети были искалечены, их няня погибла. Итог — 32 тяжелораненых и 27 погибших, в том числе князь Михаил Накашидзе, изобретатель первого в мире бронеавтомобиля. После войны с Японией он догадался о необходимости «неуязвимой повозки для пулемёта». В пожаре сгорели все чертежи и расчёты.

Стреляли и бросали бомбы не только в министров и губернаторов. Жаждущие крови убивали инженеров и мастеров, врачей и священников. Всех, «кто не вписывался». «Смелые люди» стреляли исподтишка, в спину. Убивали жестоко и бессмысленно. Несколько штрихов к этой картине:

20 апреля 1906 года в Иркутске нашли изуродованное тело Василия Тронина, преподавателя Иркутской церковно-учительской семинарии. Так закончились его лекции на тему «Религия и социализм».

19 июня убит старший судовой механик крейсера «Память Азова» подполковник Максимов. Сергей Прокофьевич освоил телефонную связь, своими руками сделал действующий рентгеновский аппарат. Перед смертью его пытали напильником. Привязав к шее камень, механика сбросили в море.

Инженер Анатолий Мылов был из семьи главного уральского лесничего. По его проекту был построен новый цех на Брянских заводах. 26 марта 1907 года русская наука лишилась изобретателя. На заводе объявились революционеры и убили молодого отца безо всякой причины. Так, «чтобы знали».

В августе 1906 года Столыпин ввёл военно-полевые суды, как крайнюю меру: «надлежит выбирать между целостью теорий и целостью Отечества».

Пропаганда большевиков в десять раз завысила число казнённых преступников. С 1905 по 1907 год на казнь отправилось 1 293 террориста — немного для девяти тысяч жертв.
В 1937-1938 годах по делам органов НКВД исполнено 681 692 смертных приговора, по тысяче людей в день. Где же истинный гуманизм?

Волна насилия пошла на спад, и Россия отказалась от военно-полевых судов в апреле 1907 года. Пётр Столыпин твёрдо и последовательно добился прекращения беззакония. Он заявил в Думе своим противникам: «Вам нужны великие потрясения – нам нужна Великая Россия!»

Алапаевские боевики

Вакханалия не обошла Урал стороной. И в Алапаевске нашлись революционеры. По свидетельству Евгения Серёдкина, сходки эсеров и социал-демократов проходили у каменноугольной шахты, закрытой в 1904 году. Начались поджоги цехов и квартир служащих. Обстановка накалилась, был зарезан смотритель депо Фёдор Трусов. Дошла очередь и до управляющего Грум-Гржимайло. Ему подбросили письма с угрозами.

В статье Семёна Чиркова «Форма протеста – «порешить управляющего» приводятся детали уголовного дела в Екатеринбургском окружном суде летом 1908 года. Недовольство началось с того, что люди жили в условиях, когда вся земля с домами, лесами и пастбищами принадлежала заводу. На другое место не перебраться и дом не продать – он стоит на заводской земле! Уволенным с завода приходилось помирать с голоду, платя за аренду участка. И другой работы нет.

Закон поземельного устройства населения от 1893 года предписывал передать рабочим земли в собственность. Но Владимир Ефимович не торопился их отдавать. Он определил, что на многих участках залегает богатая железная руда. А у рабочих была своя правда. Они подали петицию собственникам Рукавишниковым, чтобы те уволили управляющего. Богачи и ухом не повели.

В.Е. Грум-Гржимайло вспоминал: «Владельцы прислали мне в 1905 году щит в виде портфеля и панцирь. Я их отправил обратно, сказав, что если рабочие пронюхают, что я их боюсь, то меня перестанут уважать и, конечно, убьют.
Группа самых отчаянных алапаевцев-горнорабочих окружила меня и стала требовать открытия работ, чего нельзя было сделать ввиду громадных запасов руды и трудностей учёта наших векселей в банках.

На мой решительный отказ горнорабочим пришлось согласиться, а один из них заявил:
— Ну, нечего делать. Нельзя так нельзя. Только скажи, Владимир Ефимович, как ты нас не боишься? Смотри, кругом тебя плотным кольцом стоят сто человек. Ведь тюкнут тебя по темечку и разбегутся, никакой суд ничего не найдёт.

Я совершенно искренне рассмеялся и ответил, что я их не боюсь, ибо никогда ничего злого для них не делал, моя совесть чиста перед Богом и перед ними. Мой искренний смех, мой ответ так понравился, что один из рабочих сказал:
-Ну и молодчина у нас управляющий! Ничего не бойся, ничего тебе не сделаем».

И всё же, Владимир Ефимович оказался на волоске от смерти. В 1907 году «на дело» пошли пять заговорщиков. Газета «Уральский край» описала их план по ответам на допросе: «Задумав убить, они приобрели ружье и револьвер, а затем искали случая убить Грум-Гржимайло. С этой целью близ завода на повороте в улицу, где были электрические фонари, в укромном месте каждый вечер дежурили по очереди. 11 марта на дежурстве были Николай Старцев, Николай Заякин и Иван Мишарин».

Владимир Грум-Гржимайло и Оскар Адольф ехали с завода домой. Первым выстрелил из дробовика Мишарин. Инженеры были одеты в шубы, дробь оцарапала их. Старцев выстрелил в спину Адольфу, пуля прошла навылет. Раненый инженер выхватил револьвер и успел ответить нападавшим, затем лишился чувств. И этим спас Владимира Ефимовича. Суд… приговорил боевиков к небольшим срокам на каторге.

В августе на празднике Успения напали на волостного старшину Платона Гурьева и урядника Бизикова. Эсеры споили местную молодёжь, и дело сошло за хулиганство. Рабочие опять подали челобитную против управляющего. Владельцы заводов признались Владимиру Ефимовичу, что не могут «гарантировать ему безопасность, как было обещано ранее».

Грум-Гржимайло подал в отставку, беспокоясь о жизни Софии с семью детьми. Он не боялся выстрела в спину и назвал алапаевские заводы «бунтарским, революционным гнездом» — там хотели великих потрясений.
В Санкт-Петербурге он станет профессором Политехнического института и создаст гидравлическую теорию движения пламени в печи. Ему нужна была великая Россия.

Движение пламени

Приехав в северную столицу, Владимир Ефимович возглавил кафедру металлургии Политехнического института: «Это была очень увлекательная работа. Туман, окружавший меня 22 года моей работы на заводах, стал рассеиваться, и выяснилось, что производство жидкой стали есть великолепная иллюстрация принципа Ле-Шателье».

Грум-Гржимайло анализировал варку стали с точки зрения законов физической химии. Прямо на его лекциях рождалась теория металлургии стали. Горный инженер воплотил в ней опыт уральских самородков П.Ф. Шишарина и К.П. Поленова. Владимиру Ефимовичу была присвоена учёная степень без защиты!

Профессор с 1908 года, он читал курсы — Металлургия стали, Пламенные печи, Технология топлива. Огнеупорное дело дополнилось теорией «перерождения динаса». В курсе Прокатное дело учёный научно объяснил секреты салдинских мастеров по калибровке валков.

Грум заглянул в душу огню – четвёртому измерению вещества: «Движение пламени в воздухе есть движение легкой жидкости в тяжелой». В 1912 году вышла в свет его работа «Основы гидравлической конструкции печей».
Оказалось, в вертикальных ходах горячий остывающий газ должен идти сверху вниз, а холодный нагревающийся – снизу вверх.
Профессорский курс «Пламенные печи» станет прорывом в мировой науке и книгой, по которой в России построят свыше 800 печей!

Первая мировая и революция

Полёт России остановила Первая мировая война. В августе 1915-го Владимир Ефимович открыл в Петрограде «Металлургическое бюро», первый институт пламенных печей. Русская армия тогда остро нуждалась в оптическом стекле. Грум-Гржимайло в качестве специалиста по печам принял участие в запуске его производства. В 1916 году Императорский фарфоровый завод начал выпускать военную оптику.

Супруга профессора Софья ещё в 1914 году пошла на курсы сестёр милосердия. С помощью Петроградского земства она оборудовала лазарет, сама управлялась с его хозяйством. Профессорская жена стала хирургической сестрой! Её руки и отзывчивое сердце помогли сотням раненых. Софью наградили орденом Красного Креста.
В будущем это повлияет на старшую дочь. До того, как стать геологом, Маргарита работала врачом в Салдинской больнице.

Февральская революция 1917-го и отречение царя ознаменовало начало великих потрясений и расправ. К середине марта Балтийский флот потерял 120 офицеров, из которых 76 были убиты. Угроза нависла над сыном учёного Володей, который окончил Морской кадетский корпус. Юный мичман сражался с немцами на эсминце «Гром».

В апреле 1917 года в Россию из Берлина прибыли координаторы «мировых пожаров». В пломбированном вагоне они ехали отрабатывать свои тридцать сребреников. Временное правительство было беспомощным, и к лету страна не выдержала огромного напряжения. Армия была развалена. Совершив Октябрьский переворот, большевики захватили власть, которая «валялась на улице».

29 октября в Петрограде победители зверски расправились с юнкерами Владимирского училища. Через два дня красные расстреляли протоиерея Иоанна Кочурова, настоятеля Екатерининского собора. Грум-Гржимайло был свидетелем событий, когда большевики разогнали Учредительное собрание, когда они расстреляли манифестацию питерских рабочих.

«Лучшие русские люди почти сто лет жили идеей Учредительного Собрания… И вот народные комиссары приказали расстрелять демократию, которая манифестировала в честь этой идеи… 5 января расстреливали рабочих Петрограда, безоружных. Расстреливали без предупреждения о том, что будут стрелять, расстреливали из засад, сквозь щели заборов, трусливо, как настоящие убийцы», — писал Максим Горький в газете «Новая Жизнь».

Ленин предвидел такую реакцию. В декабре 1917 года в статье «Как организовать соревнование» он писал: «Рабочие и крестьяне нисколько не заражены сентиментальными иллюзиями господ интеллигентиков, всей этой новожизненской и прочей слякоти, …когда дошло до дела, до реализации угроз, до выполнения на практике дела смещения капиталистов».

Дошло до дела: «Задача организационная сплетается в одно неразрывное целое с задачей беспощадного военного подавления вчерашних рабовладельцев (капиталистов) и своры их лакеев — господ буржуазных интеллигентов».

Век назад Пьер Безухов «ещё не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары… Везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов».

Теперь люди прятались при виде красногвардейцев. Уничтожались дворяне и духовенство, чиновники и промышленники, офицеры и казаки, купцы и зажиточные крестьяне. Картину «классовой ненависти» можно увидеть в труде историка Кирилла Александрова «Жертвы красного террора (октябрь 1917 — май 1918)». Ленинское соревнование ознаменовалось массовыми убийствами офицеров в Крыму.

В конце января 1918-го красные взяли Киев, где жертвами террора стали пять тысяч человек. Две тысячи офицеров явились на «регистрацию» и были изрублены шашками. (Позже метод «регистрации» используют в Крыму Землячка и Бела Кун). Саблями добили раненого митрополита Киевского и Галицкого Владимира.

В епархиях России до святой Пасхи 1918 года погибли многие видные священники и игумены монастырей. Расстреливали верующих, которые протестовали против захвата церковного имущества. Потом крестьян, которых не смогли убедить, что надо отдать землю, зерно, скот и всё нажитое в чей-то «общак».

Красный террор по факту начался сразу после Октябрьского переворота. Он был спланированной политикой большевиков, возродившись с 1905-1907 годов. Феликс Дзержинский дал ему определение — «устрашение, аресты и уничтожение врагов революции по принципу их классовой принадлежности». Репрессии должны были запугать народ. Иного способа удержаться у власти большевики не видели.

Генералы Алексеев, Корнилов, Деникин создали Белое движение, чтобы восстановить закон и мирный порядок. А.И. Деникин называл его «естественным стремлением народного организма к самосохранению, к государственному бытию». Началась Гражданская война.

Возвращение на Урал

Ясно, почему семья Грум-Гржимайло к лету 1918 года перебралась на Урал. По официальной версии, в Петрограде у профессора вдруг создались «невозможные условия работы». Ну да. Убивают же.

Ленинский наказ о беспощадном военном (!) подавлении капиталистов и буржуазных «интеллигентиков» никто не отменял. Профессор Грум хотел любой ценой спасти жену Софью и семерых детей – от пули и матросского штыка, от голода и тифа. Оставаться в Петрограде им было опасно.

В.Е. Грум-Гржимайло не желал гражданской войны: «Если бы наступали белые, я не стал бы в них стрелять. Пусть лучше убьют меня!» При этом профессор признал власть большевиков де-факто: «Я работаю с красными».

В то время комиссары принялись отнимать у собственников заводы. 28 июня вышел декрет Совнаркома о национализации предприятий по всем отраслям. Крупные уральские заводы уже были национализированы с декабря 1917 г. по март 1918 г. На них требовались спецы с доверием от новой власти. Лучше профессора Грума специалиста было не найти.

Неизвестно, сам он обратился к комиссарам либо ему сделали предложение, «от которого невозможно отказаться». В любом случае командировка на Урал под защитой красного мандата была каким-то выходом. Семья профессора выезжает в Алапаевск, где у Владимира Ефимовича остались знакомые.

Там его ждал Россов, бывший чиновник по особым поручениям горного управления. Уполномоченный от комитета большевиков Б.В. Дидковский назначил его комиссаром по делам лесного хозяйства Урала.

Алапаевский завод остановился, служащих перебили. В конце мая четыре отряда рабочих ушли в Красную Армию. В заводских посёлках не было хлеба. На обёрточной бумаге печатались местные «деньги». На заводе больше думали о предстоящей зиме, чем о запуске производства.

У Россова была задача — восстановить Коноваловский лесопильный завод на Чусовой, запустить его углевыжигательные печи. Такие же печи работали на Южном Урале и многие из них были «печами Грума» — системы В.Е. Грум-Гржимайло.

Нужно учитывать, что в Алапаевском совдепе находились те же рабочие, которые организовали покушение на Грум-Гржимайло ещё в 1907 году, когда он был управляющим округом. Квартира Николая Говырина была местом собраний «революционной молодёжи». 18-20 летние парни ходили «на дело».

В 1918-ом Николай Говырин стал председателем алапаевской ЧК, Ефим Соловьёв – комиссаром юстиции. Алексей Смольников стал председателем Делового Совета. С апреля по июль Евгений Серёдкин возглавлял Алапаевский Совет, сместив его главу — меньшевика Ивана Елькина.

Странно, ведь в волостных земствах, а затем в Советах большинство имели эсеры и меньшевики? Первые Советы на Урале, как в Перми, хотели «передать Учредительному Собранию губернию неразгромленной». В.Д. Харлов раскрыл секрет «мирного перехода» Советов к большевикам:

«Производилась ликвидация в Синячихе волостного земства, был большой бой, ребята были с винтовкой на собрании, несколько человек арестовали, никак не слушались…
Мы там достаточно доказали, почти половину ликвидировали, считали, что пора взять это дело в свои руки, тогда винтовки были в ходу, застрелили, несколько человек арестовали. Таким образом, был организован Совет из большевиков».

Власть Советов осталась, но смысл этих слов совершенно изменился. Большевики захватили её силой, «доказали».

Был велик риск, что алапаевские большевики расправятся с бывшим управляющим. Но скандал с убийством «красного профессора» явно не входил в планы Совнаркома и УралСовета. Семья профессора разделилась в Кушве. Грум-Гржимайло с сыновьями отправился по узкоколейке на Чусовую в сопровождении Россова. Софья с дочерьми поехала в Алапаевск.

Алапаевск — Коноваловка — Екатеринбург

Владимир Ефимович поселился в Коноваловке «на квартирах». Он начал с документации в заводоуправлении. Учёный обошёл весь Усть-Сылвицкий лесопильный завод. Итоги осмотра он сообщил Россову: «Строители совершенно не поняли своей задачи». По мнению Грума, завод нужно было в корне перестраивать. Профессор взялся сделать съёмку окрестностей и инструментальный план предприятия. Сыновья помогали отцу.

В это время фронт двигался к Екатеринбургу. С армией адмирала Колчака соединился Чехо-Словацкий корпус, хотя ещё в марте Совнарком согласовал переброску чехов и словаков во Владивосток.

Оказалось, 25 мая 1918 года Троцкий разослал по Транссибу всем местным Совдепам телеграмму: «Каждый чехословак, замеченный на железной дороге с оружием, должен быть расстрелян на месте. Каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный, должен быть выброшен из вагонов и заключен в лагерь для военнопленных». В ответ чехи и словаки подняли восстание. Они стали «белыми», чтобы выбраться из России.

Век прошёл с июля 1918-го, и так же белела таволга у берегов Чусовой, а небеса темнели грозовыми тучами. Тот июль был страшным. Произошла чудовищная расправа над царской семьёй в Екатеринбурге. Других членов императорской семьи Романовых, сосланных в Алапаевск, большевики зверски убили, сбросив в ту самую заброшенную шахту, у которой проходили сходки с 1904 года.

В декабре 1918 года с приходом белых Грум-Гржимайло с сыновьями выехал из Коноваловки на станцию Кын, затем в Екатеринбург. Управляющий Волжско-Камским коммерческим банком в Екатеринбурге, Владимир Петрович Аничков описал встречу с с ним: «Профессор рассказал мне о своей службе у большевиков, называя их глупыми и наивными детьми».

На это замечание Аничков прибавил: «злыми детьми».
«Да, -ответил профессор Грум, — с этим добавлением вполне согласен, но при условии ещё большего обобщения. Я не могу делить наш простой народ по злости и жестокости на белых и красных. По-моему, жестокость и злобность присущи всему нашему народу в одинаковой степени, вне зависимости от политических воззрений».

Аничков возразил, что в Екатеринбурге известно «о невероятной жестокости именно большевиков»: «О похоронах девятнадцати интеллигентов, расстрелянных без всяких оснований, о семидесяти трупах рабочих Верх-Исетского завода, найденных в подвалах ЧК, о зверском убийстве царской семьи…».

Грум-Гржимайло согласился, что всё это «невероятно жестоко и отвратительно».
И рассказал банкиру свою историю: «Я шёл по заводу и увидел толпу людей, стоявших у ворот. На дворе, несмотря на мороз в двадцать пять градусов, была выстроена в одном белье и без сапог шеренга людей. Они были синие от холода и еле перебирали отмороженными за ночь ногами. В таком виде они провели всю ночь в холодном сарае, и теперь над ними шла казнь.

Казнь состояла в том, что какой-то солдатик из белой армии прокалывал животы арестантов штыком. Один из толстых солдат схватил руками штык, воткнутый в живот, и неистово завизжал от боли, приседая на корточках. Другие лежали на снегу в крови и переживали предсмертные судороги, иные уже заснули вечным сном. Картина ужасная. Но всего непонятнее и ужаснее было то, что толпа отнюдь не падала в обморок от ужаса, а неистово хохотала, глядя на «смешные» ужимки и прыжки прокалываемых людей…».

Тогда Аничков рассказал профессору о том, как красные в Перми казнили бывшего прокурора Екатеринбургского суда Александра Александровича Гилькова и ещё тридцать арестованных вместе с ним людей:

«Их привели в примитивно устроенное ретирадное место, с большими дырами в общей доске, приказали раздеться и броситься в выгребную яму. Поднялся невообразимый вопль. Люди, стоя на коленях, умоляли расстрелять, лишь бы избегнуть этой мучительной смерти, но палачи были неумолимы. Подкалывая штыками, они заставили их броситься в переполненную отбросами яму».
(из книги В.П. Аничкова «Екатеринбург — Владивосток, 1917-1922»)

Была ли разница между красным и белым террором, свидетелями которого стали банкир Аничков и профессор Грум? Алексей Иванов замечает: «Разница заключалась в том, что красный террор был официальной политикой, а белый террор – «инициативой с мест», которую верховная власть всё же не одобряла».

Трудный выбор

Старшие сыновья профессора Николай, Сергей и Владимир были мобилизованы в Сибирскую армию адмирала Колчака. В апреле 1919 года Грум-Гржимайло выезжает в Надеждинский завод, где Владимира Ефимовича назначили консультантом. Оттуда он вместе с супругой следит за положением Белой армии на фронте, беспокоясь за сыновей.

1 июля 1919-го Красная армия взяла Пермь и Кунгур, 15 июля — Екатеринбург. Белая армия отступала. Появились толпы беженцев. Владимир Аничков писал: «Из кого состояли эти десятки тысяч беженцев, идущих пешком по шоссе? «Буржуи»? Нет! Их был небольшой процент. Бежал народ, не сочувствовавший красным».

В июле 1919-го Владимир Ефимович с семьёй отправляется речными путями на пароходе в Сибирь. В сентябре семья Грум-Гржимайло добралась до Томска. Полагаю, что родители хотели быть ближе к старшим детям, и следовали на восток, куда отступали белые. Их настигло огромное горе — в том сентябре 1919-го сын учёного Владимир погиб в бою с красными у деревни Поповки. Другой его сын Николай был ранен, но выжил.

12 декабря 1919 года В.Е. Грум-Гржимайло стал приват-доцентом кафедры металлургии Томского университета. Армия Колчака терпела поражения и несла тяжёлые потери. Через неделю Томск был взят Красной Армией без боя. Казалось бы, у прославленного инженера не было тогда иного пути, как в эмиграцию?

Нет, Владимир Ефимович остался в городе и в апреле 1920 года принял участие в Коллегии по согласованию Урало-Кузнецкого проекта и Северного пути. В июне 1920 года он переезжает с семьёй в Екатеринбург и становится опять «красным профессором» — преподаёт азы металлургии в Уральском университете.
Его супруга Софья в 1921-1922 годах преподавала музыку в Екатеринбургской губернской опытной школе.

В 1920 году в Екатеринбурге от тифа умер Онисим Клер, основатель Уральского Общества Любителей Естествознания (УОЛЕ). Через три года органы ГПУ арестовали его сына Модеста, обвинив в шпионаже в пользу Франции. Модест Онисимович после смерти отца возглавлял УОЛЕ, работал в тресте «Уралплатина». Он сочувствовал Белому движению. С 9 по 14 февраля 1924 года в Екатеринбурге большевики устроили публичный суд над Модестом Клером, продавая туда билеты (!).

Неожиданно в защиту молодого учёного на заседании выступил профессор Грум-Гржимайло, первый металлург России. В итоге расстрельный приговор сыну основателя УОЛЕ заменили на 10 лет со строгой изоляцией. Владимир Ефимович сильно рисковал, и после суда тучи начали сгущаться над ним. Комсомольцы Екатеринбурга требовали судить профессора, началась его форменная травля.

И тогда весной 1924 года учёный вернулся в Москву. Он преподавал в Московской горной академии, проектировал заводские печи, а также организовал московское Бюро металлургических и теплотехнических конструкций.

В 1925 году были изданы его труды «Пламенные печи» и «Производство стали».
На V конгрессе прикладной химии в Париже участникам вручали атлас печей Грума, которых было целых 137 видов!

В 1927 году Владимир Ефимович Грум-Гржимайло стал членом-корреспондентом Академии наук СССР.
30 октября 1928 года сердце выдающегося металлурга остановилось.

Почему же Владимир Ефимович в 1919-ом не стал эмигрировать из России, хотя такая возможность, полагаю, у него была?

Делом всей жизни профессора Грума была металлургия и искусство управления пламенем в заводских печах. Он твёрдо полагал, что «нация выздоровеет» от революций, что наша страна воскреснет вместе с «русским духом и инициативой» и займёт достойное место среди мировых держав.

Вот почему профессор Грум-Гржимайло остался верен России и своим любимым печам, несмотря ни на что. И это был трудный выбор.