Для современного человека практически аксиома: мест уединенного отдыха на планете все меньше, цивилизация наступает неумолимо. Исключения, однако, бывают. Одно из них – на Среднем Урале.
Как так получилось, что за минувшие сто лет «одичали» места совсем недалеко от Свердловска-Екатеринбурга?! Ведь в регионе за это время прошла мощнейшая социалистическая индустриализация, сам город увеличился в населении более чем в десяток раз. Однако в то же самое время человеческая активность на реке Чусовой неуловимо угасала. Потому, что река утратила свое значение важнейшей транспортной артерии региона.
А ведь были времена-то… После бешенной активности Петра Россия стремительно вырвалась в мировые лидеры черной металлургии – по выплавке чугуна мы занимали первое место. И львиная доля его выплавлялась на Урале. Чугун, сталь, изделия из него транспортировались почти исключительно по Чусовой – никаким лошадям и телегам по узким лесным дорогам это было не под силу. Прибавьте к этому грузопотоку еще и уральскую медь. Вот тогда и начался настоящий расцвет реки, которая за два столетия до этого стала дорогой Ермака на Урал.
Самое потрясающее, что годовой объем производства перебрасывался по воде всего-то за неделю-другую высокой вешней воды, после ледохода, в прочие сезоны Чусовая была слишком мелкой. Груз накапливали в прибрежных селениях, подвозя его с дальних заводов гужевыми караванами или мелкими лодками по притокам Чусовой. Строили барки и плоты. Зимой завод на Чусовой перекрывали плотины, чтобы подкопить воды. Ближе к ледоходу подтягивался народ на сплав, подготовка становилась лихорадочной. И в определенный день отворяли шлюзы плотин, подрывали лед – и лавина тяжелозагруженных «плавсредств» неслась вниз, к Каме.
«- Вода пришла!.. Вода… Лед тронулся!.. Это был глубоко торжественный момент. Все, что было живо и не потеряло способности двигаться, высыпало на берег. В серой, однообразной толпе бурлаков, как мак, запестрели женские платки, яркие сарафаны, цветные шугаи. Ребятишкам был настоящий праздник, и они метались по берегу, как стаи воробьев. Выползли старые-старые старики и самые древние старушки, чтобы хоть одним глазом взглянуть, как нынче взыграла матушка Чусовая. Некоторые старики плохо видели, были даже совсем слепые, но им было дорого хоть послушать, как идет лед по Чусовой и как галдит народ на берегу», — так этот момент описывал Дмитрий Мамин-Сибиряк в своем знаменитом очерке «Бойцы», который и открыл читающей России мир этой уральской реки.
Усложнял все, мягко говоря, непростой норов Чусовой. Река извивается между скал-бойцов, подводные камни создаю непредсказуемые завихрения течения. А потому сплавлять тяжелую лодку по реке – это нужно знать практически наизусть все повороты и течения на них, просто-таки «чувствовать» воду, чтобы миновать очередной «боец» ни сантиметром ближе, ни сантиметром дальше. Причем действовать нужно было в «темпе вальса», река несла тебя стремительно. Молодым неопытным сплавщикам даже просто расположение рукавов запомнить получалось не сразу. На Чусовой были «воровские» села, жители которых в сплав выходили на берег и дружными криками направляли барки в слишком мелкий рукав реки – чтобы потом заработать на стаскивании судна с мели или растаскивании груза с безнадежно засевшей и брошенной посудины…
Плотогоны и лоцманы на Чусовой были людьми уважаемыми и весьма высокооплачиваемыми. Правда, и платили из своего кармана сполна, если теряли груз. Сложная работа пробуждала интеллект. Это, по сути, были «рабочие нового типа», о появлении которых любили поговорить у нас где-нибудь в 1960-70-х – вот, мол, пришел мужик со смены от станка и Шекспира читает. А тут в XVIII веке в уральских селах мужики учили латынь. И не просто учили, а развлечения ради переводили древнеримские пословицы. Это была уникальная для России порода людей: простые, но знающие себе и своей квалификации цену, гордые и независимые, быстрые и в деле, и в разговоре.
Мамин-Сибиряк побывал на Чусовой и оставил детальные описания «сплавного быта» в начале 1870-х – успел чудом, потому что это был уже «конец великой эпохи». Конец, которого почти никто из чусовских по простоте своей не предвидел. В 1878 году была достроена Горнозаводская железная дорога – от Перми она шла на восток, к Кушве, затем спускалась вдоль хребта на юг, через Нижний Тагил, Невьянск в Екатеринбург. Чусовая стала не нужна. В начале XX века был нанесен последний удар – Пермь и Екатеринбург связала железнодорожная линия через Кунгур, проходящая вблизи Чусовой.
А потому вся последующая промышленная история Среднего Урала грохотала уже где-то далеко в стороне от реки. Другая хозяйственная деятельность здесь развивалась туго, слишком непростой рельеф.
Над Чусовой воцарилась тишина, нарушаемая лишь смехом и песнями сплавляющихся туристов. Излюбленное время, конечно – большая вода весной. В каком другом регионе пальцем бы у виска покрутили: студенты и даже студентки отправляются на лоно природы на несколько дней, едва сошел снег, а в лесу еще белым-бело! Нашли себе праздник души и тела, понимаешь! Но практически у каждого, кто учился в здешних вузах, в фотоальбомах студенческой поры есть снимки с Чусовой.
В 1912 году по Чусовой прошел знаменитый русский фотограф Прокудин-Горский. Посредством сложной и кропотливой технологии он делал цветные фотоснимки, причем в центре его внимания была жизнь российской глубинки, народный быт. Он запечатлел «Россию, которую мы потеряли». А спустя столетие, в 2011-м, по его следам проследовала фотоэкспедиция сайта NashUral , и фотограф Павел Распопов старательно воспроизвел те же ракурсы снимков.
Сравнение весьма показательно. Река изрядно обмелела – что неудивительно, ведь в верховьях она отдает огромное количество воды полуторамиллионному Екатеринбурге. Берега ее сильно заросли. И очень многих деревень не стало – и следа уже не видно. А те, что остались, «усохли»: например, Каменка, которую Мамин-Сибиряк описал как большое и шумное село, нынче – поселок дачников.
Наверное, этому можно порадоваться. Худо ли, что в часе езды от шумного мегаполиса есть эти сказочной красоты места, где сразу погружаешься в тишину и одиночество.тОднако ощущение приходит жуткое. Вот жили люди. Жили пусть и бесхитростно, но из поколения в поколение, века на одном месте. Не было ни войны, ни землетрясения – но всего несколько десятилетий понадобилось, чтобы от их селений не осталось ничего. Не ждет ли и нас всех та же судьба?
