У москвички Анны Глики сыновей было трое. Двое – гениальные учёные, внёсшие огромный вклад в развитие химической науки. И один — самый обычный инженер.
Младший — Лев Чугаев – известен своими работами в химии комплексных соединений, органической химии и биохимии (реактив Чугаева, реакция Чугаева, метод Чугаева-Церевитинова — это всё про него!).
Старшего, Владимира Ипатьева, современники ставили в один ряд с Ломоносовым и Менделеевым, в 1937 году он был признан человеком года, а на его могильной плите написано «В память о русском гении Владимире Николаевиче Ипатьеве».
Но сегодня, пожалуй, гораздо больше известен средний сын Анны Глики, Николай Ипатьев, трудившийся при жизни железнодорожным инженером (участвовал в строительстве ветки (Екатеринбург—Кунгур—Пермь) и осевший после отставки в уездном Екатеринбурге. Для тихой семейной жизни в провинции он купил дом на склоне Вознесенской горки, которому суждено было затмить своей известностью все остальное.
В 1918 году дом инженера Ипатьева был реквизирован для превращения в царскую тюрьму, обнесён высоким забором, и 30 апреля 1918 года в эту самую тюрьму превратился. Николай II, его жена Александра Фёдоровна и дочь Мария прожили в доме особого назначения (теперь он назывался так) 78 дней, остальные дети чуть меньше, потому что из-за болезни сына Алексея выехали из Тобольска позже родителей.
Об этих днях царской семьи рассказывают скупые дневниковые записи самих узников и воспоминания тех, кто с ними общался. В стенах Ипатьевского дома Николай II встретил свой первый юбилей (50 лет) и свою последнюю Пасху, выписал последнюю газету (это был «Уральский рабочий») и вознес последнюю молитву. Никаких фотосвидетельств этот период не оставил – все послереволюционные фотографии царской семьи сделаны в Тобольске или раньше. В ночь с 16 на 17 июля 1918 года история династии Романовых трагически закончилась. А дом Ипатьева, где это произошло – остался.
Семья Николая Ипатьева после гражданской войны эмигрировала в Чехию, жить в «доме особого назначения» никто не захотел. Владимир Ипатьев, отказавшийся от эмиграции и ставший по сути министром химической промышленности новой советской страны, во время командировки в Европу в 1920 году читал в парижских газетах комментарии типа:
«Ленин и его банда вполне доверяют Ипатьеву и, пользуясь его известностью, послали для пропаганды большевизма во Францию и другие страны. Значит, Ипатьев ничем не отличается от этой гнусной банды. Ввиду злодеяния, совершившегося в доме Ипатьевых, им надо было бы переменить свою роковую фамилию».
В автобиографии «Жизнь одного химика. Воспоминания» можно увидеть реакцию Владимира Ипатьева:
«Я не имел ни малейшего желания возражать на подобное писание. Хотелось только сообщить автору, что дом Романовых вышел из Ипатьевского монастыря, процарствовал 300 лет, и за это время Россия выросла в громадную империю. Поэтому я не вижу основания для перемены своей фамилии в том, что царской семье суждено было погибнуть в нашем доме».
Владимиру Ипатьеву позже тоже пришлось эмигрировать, а на покинутой им родине относиться к семье последнего императора было принято иначе. В довоенное время убийством в доме Ипатьева гордились, об этом говорит и переименование Вознесенской площади в площадь Народной мести в 1919 году, и обсуждение вариантов Реваншбург и Цареубийск при переименовании Екатеринбурга в 1924 году.
Владимир Маяковский, посетивший Свердловск в 1928 году и попросивший об экскурсиях в подвал ипатьевского дома и на Ганину яму, так и не решился опубликовать написанное после поездки стихотворение «Император» со словами осуждения расстрела
Я вскину две моих пятерни
Я сразу вскину две пятерни
Что я голосую против
Я голосую против
Спросите руку твою протяни
казнить или нет человечьи дни
не встать мне на повороте
Живые так можно в зверинец их
Промежду гиеной и волком
И как не крошечен толк от живых
от мертвого меньше толку
Мы повернули истории бег
Старье навсегда провожайте
Коммунист и человек
Не может быть кровожаден
В печать «Император» вышел с совершенно другой концовкой…
С 1927 по 1946 год в ипатьевском доме был филиал музея революции и антирелигиозный музей, одним из экспонатов которого были изъятые у Церкви мощи Симеона Верхотурского. Впрочем, не самым известным экспонатом, гораздо больше внимания в музее привлекал к себе «тот самый подвал»
Во время войны в доме хранилась часть эвакуированных экспонатов Эрмитажа, а после войны музей расформировали. Отношение к убийству Царской семьи начало меняться, это хорошо видно по известной истории маршала Жукова. При знакомстве в Свердловске с Петром Ермаковым, одним из уцелевших в 1937 году «ипатьевских» убийц, Жуков отказался пожать протянутую руку со словами «Я палачам руки не подаю». Площадь Народной мести превратилась в Комсомольскую.
С 1946 по 1971 год дома Ипатьева стал обычным офисным зданием. Хотя не совсем обычным – историю убийства в этом доме не удалось стереть из памяти, поэтому было решено стереть сам дом. В сентябре 1977 года дом был снесён. Но это не помогло.
В 1989 году на месте снесенного дома Ипатьева прошел первый открытый молебен в ночь с 16 на 17 июля, с тех пор такие молебны стали ежегодными, и о них – отдельно и подробнее.
В 1991 году были выпущены уральские франки – собственные деньги для несостоявшейся Уральской республики, где каждая банкнота была посвящена одному из городов республики, и на ней изображалось одно здание и один житель, олицетворяющие город. На «екатеринбургской» купюре оказался давно снесенный дом Ипатьева.
В 1992 году был заложен первый камень под строительство Храма-на-Крови.
Автор: Наталья Зайцева
Исходный текст: https://www.facebook.com/login/?next=https%3A%2F%2Fwww.facebook.com%2Fnatasha.zaytseva.16%2Fposts%2F2843446395746752
