Акакий Тихонович (так я окрестил моего велеречивого попутчика) появился в купе на станции Верещагино и, как ни в чём не бывало, принялся излагать очередную новеллу. Будучи в полнейшем расстройстве чувств, начало новеллы я прослушал, но зато всё остальное запомнил досконально и спустя сутки скрупулёзно изложил на бумаге, хотя не верил в то, о чём писал. И вы не поверите, ибо такого не могло быть никогда…
— Гирли, помнишь, ты обещал нам весёлую прогулку по планете Тацилла?
— Прекрасно помню, Тилли, и своё обещание непременно выполню, но несколько позже.
— Почему не сейчас, Гирли? — пролепетала Лилли, вибрируя тремя парами изящных манипуляторов и синея от обиды.
Гирли Сцилл, астрон и репетитор двух очаровательных малышей Тилли и Лилли, при помощи восьми манипуляторов опустился в прозрачную полусферу, покоящуюся на телескопических амортизаторах. Смежив окуляр, он моментально сосредоточился и мысленным импульсом подключил к серверу стереоскопический геом, искусно встроенный в пилястр. Перемещая сконцентрированный взгляд по виртуальной панели, он отыскал планочку с гравировкой «Тацилла» и слегка коснулся её лучом персонального лазера. Моментально вспыхнули рубиновые клистроны, и на матовой поверхности геома развернулось изображение звёздного неба.
— Посмотрите, Тилли и Лилли, это интересующая нас галактика Звезды. А это, — лазерный лучик замер рядом с голубенькой звёздочкой, — Тацилла. Миллиард хроноциклов назад на планете случилась гравитационная катастрофа, приведшая к…
Астрономия нисколечко не интересовала очаровательных малышей, и они в знак протеста из нежно-розовеньких пупсиков трансформировались в отвратительные фиолетовые кляксы.
Гирли Сцилл слегка, на миллионную долю хроноцикла позеленел, но, преодолев искушение достойно наказать юных хромотантов, с врождённой педантичностью продолжил лекцию:
— Планету Тацилла населяют антропоиды, относящиеся, как и мы, к оксибионтам. Но, прошу не забывать, мы — цефалоподы — отличаемся от антропоидов пространственным строением нуклеотидов, трикарбонов и целлюлярным транспортом оксигена и гидора. Цефалоподы и антропоиды одинаковы по элементарному составу, но различаются пространственным строением. Мы и они — разумные изомеры одной ветви бионтов, а планета Тацилла — наша колыбель. Прошу, Тилли и Лилли, обратите внимание на виртуальную модель антропоида, но не вздумайте больше хромотировать!
— Ой! — воскликнули очаровательные малыши, став изумительно пунцовыми.
— Уродец! — ахнул Тилли, хватаясь за головную часть четырьмя манипуляторами.
— Химерическое существо! — пискнула Лилли, зажмурив агатовый окуляр.
— Я же просил, выражайте свои эмоции сдержанно!
— Простите нашу несдержанность, — извинилась Лилли, приобретши естественную окраску. — Мы не предполагали, что у антропоидов только четыре весьма примитивных манипулятора…
— Они, видите ли, не предполагали… А сейчас, очаровательные малыши, включите воображение и представьте, как будем выглядеть мы, цефалоподы, в окулярах антропоидов. Представили? Так вот, чтобы при первой встрече не разочаровывать братьев по разуму, наше внешнее строение не должно отличаться от их внешнего строения. Понятно?
— Но чем плоха наша внешность, Гирли? — расстроился Тилли и побелел.
— Неужели из-за этого наша прогулка никогда не состоится? — спросила Лилли, ставшая от огорчения прозрачной.
— Прогулка состоится, но несколько позже.
— Но почему, но почему? — продолжала ныть Лилли, моргая агатовым окуляром.
— Прекрати канючить, — рассердился Гирли Сцилл, скрестив над головным концом чуточку позеленевшие манипуляторы. — Причина в том, что известная константа универсального кардигана, имитирующего строение антропоида, иррациональная, а энтропия моделей погонофора и эпиорниса непредсказуема. Это жёлтая сторона проблемы, но есть и синяя, о которой вы не захотели слушать, устроив цветовое представление.
— Мы хотим слушать, хотим! — закричали хором очаровательные малыши, вибрируя манипуляторами.
— Итак, — продолжал Гирли Сцилл, — биологическая жизнь на Тацилле погибала в вихре гравитационной катастрофы. В газовой оболочке нарушилась балансировка вертикального градиента температуры, гидор трансформировался в кристаллы, против которых эктодерма цефалоподов оказалась бессильна. Мы угасали. Наконец, поняв бессмысленность борьбы с кристаллами гидора, цефалоподы покинули Тациллу…
— Что же стало с антропоидами? Расскажи скорее, Гирли, или мы побелеем, — пообещал Тилли.
— Вероятно, у антропоидов имелись скрытые механизмы адаптации, поэтому после направленной трансгрессии они остались единственными разумными бионтами на планете.
Вдруг Лилли стала ультрамариновой и прошептала:
— Гирли, наш любимейший коррепетитор, я очень хочу познакомиться с антропоидёнком…
Гирли Сцилл, обхватив манипуляторами края сферы и наведя на Тилли и Лилли зелёный окуляр, дал волю гневу.
— Запомните, что, кроме обязанностей вашего коррепетитора, на мне лежат и другие, не менее ответственные обязанности. Не знаю, как вам, а мне дорога каждая сотая доля хроноцикла, нет, каждая тысячная…
Очаровательные малыши притихли и пожелтели.
— Так вот, синяя сторона нашей проблемы заключается в том, что без универсальных пилюль любой цефалопод, оказавшийся на планете Тацилла, неизбежно погибнет даже от мимолётного контакта с белыми кристаллами…
— Гирли, мы очень благодарны тебе за информацию! — воскликнули хором очаровательные малыши. — Мы больше не будем напоминать о прогулке по Тацилле, пока не изготовят универсальные кардиганы.
Как только репетитор очаровательных малышей уплыл исполнять «не менее ответственные обязанности», Тилли, используя ультразвуковой диапазон общения, которым обладают одарённые цефалоподы, просвистел:
— Лилли, приглашаю тебя на прогулку по Тацилле…
Иванка сидел на лавке у окна и с детским любопытством разглядывал замысловатые узоры пушистого инея, покрывающие стекло. Он наклонил голову на бок, прищурил один глаз и увидел на стекле рисунок пальмового листа. Потом прищурил оба глаза и увидел космическую ракету средь звёздного простора.
— Бабушка, почему зимой на стёклах иней?
— С осени окна плохо утеплили, вот он и нарос, — ответила та, гремя на кухне посудой.
— А из чего сделан иней?
— Из воды. Когда приходит весна — окна «плачут».
— А зачем…
— Отстань, репей липучий! Садись-ка за грамматику, а то за полугодие троечником выйдешь.
Иванка приложил ладони к заиндевелому стеклу, подержал, пока те не озябли, а потом уткнулся в них лицом. Отдавшись приятному ощущению прохлады на щеках, он задремал.
Его разбудил далёкий-далёкий, исподволь нарастающий свист, от которого заложило уши, и закружилась голова. За волной свиста накатилась волна шума, а после Иванка услышал чьи-то тонюсенькие переливчатые голоса. Их нежный тембр ассоциировался с розовыми цветами на поляне и лесным эхом.
— Тебя приветствуют Лилли и Тилли — братья по разуму с планеты Сцилла, — пропели ласковые голоса.
— Здравствуйте. Я — Иванка, — ответил он вежливо.
— Иванка, там, где ты, растут белые кристаллы?
Иванка, не зная ничегошеньки про кристаллы, невесть как сообразил, что речь идёт об инее, и ответил утвердительно.
— Жди нас, мы скоро встретимся, скоро встретимся…
Иванка отнял ладони от лица, открыл глаза, покрутил головой, но ласковый голос продолжал повторять снова и снова: «Скоро встретимся, скоро встретимся, скоро встретимся…»
На следующий день Иванка чувствовал недомогание и на уроках пребывал в полусонном состоянии. Тем не менее, он старательно выполнял задания, хотя и не вникал в их смысл. На уроке природоведения сонливость чудесным образом улетучилась и, выбрав подходящий момент, он спросил у учителя о природе инея. Получив исчерпывающий ответ, снова погрузился в себя. Весь вечер он с нетерпением ждал, когда с ним заговорят Лилли и Тилли, но так и не дождался.
Иванке снилась гроза. Прохладный влажный воздух, пересыщенный озоном, назойливо щекотал в носу. Молнии озаряли округу фиолетовым мертвящим светом, отчего делалось жутко. Удары грома в клочья разрывали свинцовые облака, и из них сыпались градины величиной с голубиное яйцо. Одна угодила Иванке в лоб, и он проснулся.
Полумрак комнаты надвое рассекал конусовидный луч бирюзового цвета, а в нём плавали, словно невесомые, сложные геометрические фигуры, странным образом меняющие форму. То они превращались в сцепки из шаров, пронизанные пиками игольчатых пирамид, то в выпукло-вогнутые тетраэдры с шипами в гранях, то в многоугольники причудливого цвета, обрамлённые маленькими глянцевитыми бусинками. Луч формировался в репродукторе, укреплённом на стене, и падал на зеркало, рождая на его поверхности мельчайшую рябь. Иванке казалось, что из этой ряби, как в игрушечном калейдоскопе, складываются замысловатые узоры, наподобие разноцветной мозаики из стёклышек, которые плавно и ритмично, сообразно закону земного притяжения, перемещаются, а меняющийся орнамент создает впечатление танца редкостных цветков.
Постепенно зеркальная поверхность потускнела, приобрела матово-молочный оттенок и перестала отражать многомерные фигуры, которые продолжали кувыркаться сами по себе в лимонно-жёлтом световом конусе. Чуть погодя вместо зеркала на стене образовалась чёрная бездонная дыра. Иванка зажмурился, пребольно ущипнул себя за ухо и снова открыл глаза. На сей раз в зеркале-экране, ставшем бледно-голубым, он увидел стеклянную чашу в виде полусферы, в которой плавал самый натуральный глаз розового цвета с ультрамариновым зрачком бездонной глубины. По «бокам» глаза вибрировали четыре пары щупальцев. Других деталей Иванка рассмотреть не успел, потому что изображение глаза исчезло, осталась только пустая чаша, над которой клубилось сиреневое облачко.
— Приветствую тебя, — прозвучал из репродуктора бархатный голос. — Я — астрон Гирли Сцилл, житель планеты Сцилла. Моё пространственное строение тебя, вероятно, несколько смутило? Не пугайся. По рассеянности, которая изредка посещает мой четвёртый желудочек, я своевременно не отключил видеоклистрон, и негативная информация воспроизвелась на геоме, функцию которого у тебя выполняет зеркало. А посему, чтобы наше общение в дальнейшем для тебя было эмоционально розовое, скажи, какое мне применить пространственное строение?
Иванка подошёл к полке с книгами, взял томик Андерсена, полистал, нашёл иллюстрацию, изображавшую Нильса с гномом, и повернул её в сторону зеркала-экрана. И свершилось чудо! Рядом с чашей из матового стекла возник точно такой же гномик, но с четырьмя руками, столькими же ногами и одним ультрамариновым глазом.
— Не удивляйся, — пропищал гномик, наш головной мозг состоит из четырёх желудочков, каждый из которых управляет парой манипуляторов, а это очень удобно… Итак, я сожалею, что наш предыдущий контакт закончился для тебя столь плачевно. Мы многое не учли, плохо ориентируясь в изменившемся устройстве нашей старой планеты. Похищений больше не будет, и растения, которые у вас называют грибами, докучать не станут. Наши контакты станут происходить при посредстве физических приборов, находящихся в твоём жилище.
Иванка не успел осознать и сотой доли сказанного, как на зеркале-экране возникли два малюсеньких глазика, размахивающих малюсенькими зелёными щупальцами.
— Гирли, почему ты начал контакт без нас? Ведь это мы нашли Иванку! Это мы его нашли!
Миниатюрное личико гномика позеленело, бирюзовый луч бесследно растаял, и в зеркале отразился медный самовар с погнутым краником.
До рассвета Иванка так и не сомкнул глаз, вспоминая прошлогоднее похищение. Перебирая в памяти февральские события, его вдруг осенило: гриб-боровик и сегодняшний собеседник — одно и то же существо…
«Ведь у гриба-боровика, — подумал Иванка, — был точно такой же ультрамариновый глаз, как тот, плававший в стеклянной полусфере! Ну и что? Какая теперь разница? Главное, что меня снова нашли и среди прочих мальчишек и девчонок нашей школы опять выбрали для контакта!»
С этой счастливой мыслью Иванка начал постепенно погружаться в сон, но репродуктор на стене ожил и внятно транслировал:
— Жди нас завтра в полдень, жди нас в полдень…
— Лилли, нам пора! Гирли уплыл на коллоквиум с другими астронами, а он продлится десятую долю хроноцикла. Идём. Телепортацию посторонние не заметят.
Очаровательные малыши похитили из хранилища модели погонофора и эпиорниса, нуклеировали в их оболочки, перенеслись в прозрачную сферу, покоящуюся на восьми телескопических амортизаторах, и Тилли включил геом…
— Смотри, как много вокруг белых кристаллов! — воскликнула Лилли.
— Трансляция прошла нормально. Мы на старушке Тацилле и нам ничуть не страшны белые кристаллы! Непредсказуемая энтропия кардиганов — это выдумка нашего лиловейшего репетитора.
— Где же наш далёкий брат? Ты не ошибся, когда называл ему точную долю хроноцикла? — спросила Лилли в ультразвуковом диапазоне общения.
— Вот наш брат! Он очень похож на виртуальную модель антропоида, которую проецировал нам Гирли…
Иванка опаздывал. До полудня оставалось меньше четверти часа, а он только-только выбежал из школьной раздевалки. Он мчался, хватая ртом морозный воздух, спотыкался, падал, поднимался и снова бежал. Завернув в проулок, он увидел широкую спину Пашки, живущего от него через два дома, и закричал, срывая голос:
— Стой! Остановись же!
Пашка неспешной походкой подошёл к дому Иванки и остановился как стреноженный жеребёнок.
— Ой, какие странные зверьки! Да нет, это же заводные игрушки! Кто же их потерял? Наверное, кто-нибудь из девчонок. Заберу себе, спрячу, а хозяйка потом пусть попляшет!
Пашка схватил пухлого розового кролика за синие уши, встряхнул и тот лопнул, оставив между пальцами липкую фиолетовую слизь.
— Ах, так! — рассердился Пашка, вытирая испачканную руку о штаны. — Ну, сейчас и ты у меня получишь!
Он вытащил из кармана рогатку и прицелился в трепыхающуюся на снегу розовую птичку. Металлическая гайка со свистом рассекла воздух. Попадание было точное и в одно мгновение на снегу расплылось фиолетовое пятно…
Так печально закончился второй контакт «братьев» по разуму.
© Валерий Завирохин, 2016. ISBN 978-5-94691-864-0
